Сибирские огни, 1940, № 2
Когдауснуло дитя, приняалсь оживлен но рассказывать про митинг. Андрей Ро маныч угрюмо собирался та работу. Мол ча выслушал, загадончо проронил: — Такое дело выходит. . О бдительно сти говорим, а под носом что творится — не видим. ч Марыо Родиноовну словно хлестнули по лицу. — Ты это о ком? Кактебя понимать? — А хотя бы и о себе. С ветру к нам -человек приехал, что и ¡как мы не бес покоимся... — Ты в чему это клонишь, что-то не пойму? Ты это о Тинушке? О моем ди чинке? — В таких разах на лица не смотрят... Вон что... Вон _какие мысли тебе приходят... Тебе сна помешала что ли? — Такое дело... Не могла помешать. Ты, мать, вниквд. Человек в нужде был, в большой беде, на чужой стороне, всяко .могло случиться... — Так... Ну, на это у меня вот какой .ответ. Еслине любочто стало, то я могу и уйти, — с достоинством проговорила Марья Родионовна,— сошлись полюбов но и разойдемся тем же путем. Сказку спасибо за привет, за дружбу, прости, если чем пообидела, — и склонилась в низком поклоне, по старому обычаю паль цами до полу. Потом, выпрямившись,с прихлынувшей к щекам кровыо, с глаза ми, горящимиобидой, оиравила волосы, досадливо смахнула непрошенную слезу, и пошла из комнаты. Андрей Романыч, ис пугавшись за нее, пытался испрваить впечатление от сказанного: — Дело не в этом... Постой, какая мо жет быть обида... Мало ли что поду мается... Но теперь, когда Андрей Романыч, что бы только успокоить ее, готов был уве рить, что оп и оказал-то не подумавши, Марья Родионовнапочувтсвовала: что-то страшное, непоправимое входит в жизнь. !Она закрыла за собой дверь, и, глотая во ду и стараясь успокоить больное сердце, шептала: — Ой, Марья, видно не’ вся бедаотошла -от твоего порога, передышку только дала... Сталкивалисьмысли. То она припоми нала все странности в поведении, в по: ступках дочери, то обжигала волна горя чей виноватой жалости к пи в чем непо винной. яа которую взводят поклеп. Нет ведь ничего тяжелее напраслины... От этой жалости и от тревоги показа лось — начало увеличиваться сердце... Вот оно выросло настолько, что уже не могло вмещаться в груди и тогда его пронизало острой болью. — Правда! Все правда.. Ох, сердце — вещуп! Отец... Андрей Романыч! Плохо мне... Когда на ее зов прибежал Андрей Ро маныч, она сидела та полув неестествен но напряженной позе, прижимаяруки к груди, где медленно и неровно стучало сердце. ' Едва припадокпрошел, она потребова ла рассказать ей все. V * * Ушел на работу Андрей Романыч, убе жал Юрода «зиму счищать». Осталась Марья Родиоонвна одна в квартире. Спит новорожденная внучка, тишина невыноси ма. ПриниклаМарья Родионовнаголовой к Детской кроватке. Зашевелилась девчур ка — начала се баюкать. Мадо-по-малу колыблеьная песня перешла в причитанье. ...Горе-горькое гореваньнце, ты пошто « нам пригостилося, ты зачемк нам воро- тилося, на сердечушко иавалилося? Ой, лиха беда за воротами, у порога ждет да злочастную... Упала слеза та простынку, обшитую кружевами. Не слышала, как постучал кто-то в дверь. ...Ты откликнисьмне, мое дитятко, от зовись, мое ненаглядное... В двери снова постучали нетерпеливо;' требовательно. Марья Родиоонвна тя'жело поднялась с колен. Утерла лицо со вздо хом, пошла, открыла дверь и, схватившись рукою яа сердце, отпрянула при виде толькочто оплаканной дочери. Опросила первое, что пришло в голову: — Откуда? Как через року попала? — Я третьи сутки на этой стороне. Комнату дали. — С чем пришла? — С бедой. — Знаю. С добром не ждала. Проходи. * ** Снег падал медленно, словно раздумы вал в полете, падатьли? Юрка с увле чением перебрасывал его с места на ме сто. Вдруг Юрку окликнули. Он оглянул ся. Сестрица Тинуша в одном платье, в туфлях без галош бежала по снегу. — Иди к маме..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2