Сибирские огни, 1939, № 5

ми словами, что тот удивился: парень из деревни без году неделя, а уже знает са­ мые заковыристые слова. Стало быть па­ рень разумный, выйдет из него бергал. Чем выше подымался он в гору, тем пышнее и зеленее становились травы. Они были богатырские: блестящие, жир­ ные, упитанные лучшими соками почвы. Природа выставила их напоказ: вот, лю­ ди, любуйтесь, — а у меня есть еще и не такое! Но бокам тропинки завивался очень за­ мысловатый, хитро устроенный кустарник. Он сплелся и переплелся завитушками, и глядя на него, Николай покачал головой: — И моя жизнь завитушечная, сам не могу ни в чем разобраться, что дальше — нельзя понять. Жизнь должна быть понятной. Ага, он во что бы чи стало поймает змею, принесет в рудник, подпустит к на­ рядчику и нарядчик умрет от ее укусов. А Николая отправят на каторгу —• вот хорошо. Он вышел в ягодные места. Глянул снизу. По зеленому склону рассыпаны красные бусы. Природа разорвала одно из своих ожерелий и рассеяла бусинки на радость и загляденье людям. Двухвостая где-то здесь. Дрогнуло сердце, ослабели ноги. Совсем близко, в кустарнике... Мелькнули два хвоста... Черные... живые... За ними! Скорей! Рогуля — наготове. Он прыгнул в ку­ старник. Девка, нагнувшаяся, чтобы набрать земляники, выпрямилась, встала перед ним. Косы у нее длинные, темные, — концы их похожи на змеиный хвост. Оже­ релье из красных бусинок, — точь-в-точь, как ягоды. А сарафан — зеленый. Луч­ шего цвета травы. У Николая помутилось в глазах. Он ис­ пугался, не сразу понял, что опа хоро­ ша — с ее румянцем, горячим, словно этот день, бровями, тонкими, черными, изогнутыми, волосок к волоску. Эту бы девку„ да камнерезам из Горно­ го Колывана: они, увидев ее среди ягод, пить, бы бросили на две недели, ночей бы не спали — только врезать в цветной ка­ мень яркое лицо со смущенной кроткой улыбкой. Груди, которым тесно в сарафа­ не. Изгиб крутого бедра. Косы до пят. И врезали бы в порфир или яшму движение руки, заслоняющей глаза от нестерпимого солнца. Маленькая пухлая рука, соцсем розовая. — Мне бы такую девку! Нет, ею обернулась двухвостая змея. Так решил Николай. Он поборол свой страх, снял шапку, низко поклонился. — Не изволь гневаться, змея-матушка! Искал тебя по умыслу неразумному, имать хотел, нести в рудник. Прости ты меня, глупого парня! Сама приди, наряд­ чика на тот свет отправь! Буду твоим ра­ бом вековечным, только меня не казни, помилуй. А нарядчика — погуби! Будто бы удивленно улыбалась девка, прижимая к высоким грудям туясок с яго­ дой. Она отвела руку от глаз, и Николай заметил, что ресницы у нее, как дальний лес, если смотреть на тот лес со Змеи­ ной горы. — Не пойму что-то, — ласково сказа­ ла девка. — Матушка!.. .— Нет, молодчик, я не попадья, не ма­ тушка. Попадья — на славе своей красо­ той, а мне уж куда тягаться. Обознался ты. Хитрит моя! Николай упал на ко­ лени. — Прости неразумного!.. Она заулыбалась еще приветнее, и от этой улыбки птичка запела неподалеку добрым голосом. —-Отчего же не простить? Кавалер ты вежливый, обиходливый, где только тако­ му научился, — неужто в городу? С ко- ленок-то встань, я непривычна. Николай встал. Страх его начал прохо­ дить. Ну и хороша девка!.. Вот полюбила бы такая... Но ведь это —•змея в деви­ чьем облике. Свяжешься с ней — погиб­ нешь. — Почто девье обличье приняла? — Обличье от роду такое. А ты родом чей будешь? Вроде из дальних мест, мо­ жет — иноземец? — Почто иноземец, я Мясоедова пле­ мянник Николай, взят сюда по рекрутско­ му набору на вечные мученья. — Мясоедова как не знать. Был бергал знатный. — А ты чья? — У бабки Мупшхи дочь Аграфена, так я Аграфенина Зинуха. Отец-то в бегах сгинул. — Меня к твоей бабке за капустой по­ сылали, да я не пошел... А не врешь? — Истинно. В руднике меня знают, по­ что вру? А ты не врешь? — Истипно Мясоедова племянник, хоть