Сибирские огни, 1939, № 5
А. Мисюрев ЗМЕИНАЯ ГОРА Бергалы играли на медные деньги. Игроки, отработав свою смену, пристрои лись на траве около бани почтенного че ловека сыграть в трисет. Порядочно наро- у ду собралось посмотреть игру. Ветра не было, люди потели, пахло га рью. Длинные вечерние1тени уже встава ли на караул, где им полагается стоять, но жара оставалась почти такой же, как днем; ну, думали бергалы, что) же это та кое... Мы еще не умерли, а в пекло уго дили. Неужто после смерти еще жарче будет? Душный тревожный август пылал над Змеиными горами. Запах гари доносился даже к церкви и конторе, называемой бергамтом: горели леса, и не была изве стна причина тех пожаров, начальство мудрило над следствием, писаря исписали уже добрую стопу синеватой плотной бу маги, но никто не знал причины, а угле жоги сказали, что леса горят сами собой, никто их не поджигал. Играющие вошли в раж. Мясоедова пле мянник Николай проигрывал. Ему не везло. Ему не везло с того дня и часа, когда взяли его из родной деревни по рекрут скому набору в этот Змиев рудник. Кабы родной дядя, старый бергал, не задавил ся — может и не взяли бы, а тут в спис ках команды одной душой стало меньше. Угораздило же дядю задавиться! Николаю в руднике было страшно. Все страшило его: скользкие мокрые ступеньки, по которым заставили спу ститься в шахту, мрак этой шахты, туск лые, призрачные огоньки свечей, казарма для новобранцев-холостяков, где услышал он рассказы про жестокое начальство и разные способы мести ему, а также про горную нечистую силу. Старые бергалы смеялись над ново бранцами из деревень и над ним в том числе. Смешило их, что он не знает, как взять кайлу, как ударить, куда ее поло жить после работы. Получался и смех и грех. От всего этого ему было худо. А когда он думал, что это — на всю жизнь и ни как нельзя ничего изменить — хотелось ему стукнуться лбом что есть мочи в тем ную стенку забоя. Щеки его втянулись, румянец про пал, — какой уж тут румянец! — гла за покраснели от бессонных ночей и не видели, что надо видеть, как будто он стал хворым. Он даже немного сгорбатил ся, хотя был молод, силен и ничем не бо лел. Удивлялся он тому, что бергалов часто бьют, мучают, еда у них плохая, а вот как сойдутся поговорить в свободное вре мя, так все больше про шахту, судят меж ду собой, кто может искуснее сработать, а кто хуже, и все гордятся своей удалью и умением, что и горы им — не горы, и реки — не реки, и леса — не леса. За хотим —' своротам гору, реки повернем, как нам вздумается, леса вырубим, а не то — сожжем. Вот мы какие бергалы, русские работники! А начальству-немцам, — была бы наша воля, — так придумали бы рас праву... Да чего там думать: за ноги, да в шахту, дурными головами вниз... Потом он услышал, что на нерчинской каторге жить легче, еда — лучше, пуска ют арестантов собирать милостыню, и по дают им добрые бабы целые связки кала чей. И выходят арестанты на поселение, землицу получают от казны. Он спросил: — А как же туда попасть, на каторгу? — Эко! На каторгу! Думаешь так туда тебя и отправят? БерГал— царев работ ник, особая статья. За побеги не отправят, сколь не бегай. Задерут, помрешь в руд нике, а не отправят. — Как же гонят народ на каторгу, по какой причине?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2