Сибирские огни, 1939, № 5

КРИТИКА И БИБЛИОГРА ФИЯ ВРЕДНЫЙ ВЫМЫСЕЛ В №№ 2 и 3 журнала «Сибирские Огни» за 1939 год напечатана повесть С. Ламакина «Счастливый исход». Ее литературная цен- иость весьма сомнительна: изобразительные средства автора грубы и ненатуральны. О сча­ стливом человеке он пишет: «Каждый волосок его рыжей бороды трепетал от счастья». Не­ счастливый же человек, по Ламакину, вы­ глядит так: «Ненависть, обида, горячий гнев распирали Зубова, подобно тому, как подмо­ ченные зерна распирают связанный мешок. Зу ­ бов готов был лопнуть от бешенства». Таков общий литературный уровень повести, и можно было бы пройти мимо нее, если бы в ней не выразилось чрезвычайно своеобразное «миро­ воззрение». Действие повести происходит в Шумихе, си­ бирском селе, в 1934—38 гг. Особый харак­ тер произведения виден уже из перечня геро­ ев. Владимир Агеев, укравший колхозный хлеб, осужден за это на семь лет заключения; сн бежал из-под ареста и прячется в своем же селе. Андрей Агеев — честный колхозник, бригадир, постоянно на подозрении, как сын вора и подкулачника. Председатель сельсове­ та — Турицын, по-детски любящий грубую лесть и идущий на поводу у кулаков. Кула­ ки Колбин и Зубов, бежавшие из ссылки; они укрываются в своем селе, занимаясь^ вреди­ тельством. Колбин-сын — колхозный завхоз, вредитель. Лжеколхозник Пудовкин — быв­ ший кулак, вредитель и убийца. Вредитель Стешкин — японский шпион, председатель колхоза. Районный животновод — диверсант. Начальник милиции Черников — оставляющий на свободе вредителей и бандитов. Сторож Алтухов — пьяница и пустомеля. Старуха Степанида — сплетница и скряга. Дальше идут лодыри, трусы и подхалимы, либо недо­ верчивые и озлобленные люди. Естественно, что два-три порядочных челове­ ка, которым писатель дал доступ в свой урод- колхоз, чувствуют себя в нем, как в дурном сне. Они беззащитны и ни в ком не находят поддержки. Жители села Шумихи всегда го­ товы признать злодеем любого своего товари­ ща. Диверсанты, убив случайного свидетеля их грязных дел — старуху Степаниду, взваливают свое преступление на честного человека. «Под стражу был взят Непряхин, которого шуми- хинцы любили, уважали за веселый нрав, но о котором теперь думали так: если он дей­ ствительно утопил старушку, то пусть отве­ чает». Что такой человек, как Непряхин, не может быть убийцей, — это им и в голову не приходит. Для них нет разницы между чест­ ным колхозником и негодяями, им хорошо из­ вестными. Непряхина спасает случай, совер­ шенно фантастический, — впрочем, не более вероятный, чем вся повесть. Друг Непряхина, молодой бригадир Андрей Агеев, всей душой предан колхозу. Но его отец — вор, и Андрей сразу же попадает в разряд «подозрительных»: «...А ежели отец, скажем, в тюрьме, то даже я, к примеру, должен сторониться подальше от таких. Уж не обессудь, колхоз не сможет послать тебя учиться. Нет, не сможет, нельзя. Доверия нет!» Это говорит враг, бывший кулак. Но и колхозница Зинкова (позднее подруга Андрея), рассердясь по ничтожному поводу, кричи г ему: «Подумай лучше про своего отца, под­ кулачника... вора». Находятся всего два чело­ века, желающие защитить Андрея. Но как они его защищают? Ругают Зинкову «тварью» и «рябой теркой». Понятно, что и сам Андрей думает про себя: «Приходится терпеть... Вой, как собака, но терпи. Жаловаться на Колбина пойдешь — не поверят, скажут: обиженный человек, вот и кляузничает». И, несмотря на то, что Андрей заявил властям о месте, где скрывается отец, и о его встречах с беглы­ ми кулаками, он связан по рукам и ногам и долго не может разоблачить контрреволюци­ онную организацию. О начальнике милиции Черникове шумихин- цы говорят: «Сынок псаломщика? Хлыща, что ли? — Он самый...» «Дурман-то церковный в кровь ему впитался. Хлыщ из церкви не вы­ ходит, а сын—партиец... Ох-ох...» В результате Черников, не сделавший ничего плохого, ок­ ружен сплетней, лишен возможности аресто­ вать кулаков и сам выдан им головой. Доста­ точно было сунуть Черникову в карман с е ­ ребряный образок, и он растерялся: вместо того, чтобы во всеуслышание заявить о наг­ лой проделке врагов, он со стыдом и злобой уезжает из деревни. Конечно, такая грубая уловка могла удаться лишь потому, что шу- михинцы заранее готовы поверить всему пло­ хому. Сам автор вводит Черникова в повесть крайне двусмысленным способом. Один из персонажей возвращается в Шумиху из рай­ онного города: «разговор с товарищем Чер­ никовым (между прочим, сыном бывшего псаломщика пьяницы) до сих пор раздавал­ ся в его ушах». «Между прочим...» можно ли знакомить чи­ тателя с персонажем посредством сплетни? А если автор позволяет себе и шушуканье за спиной своих героев, то уж выдуманные ям( люди тем более вправе вести себя совсем не­