Сибирские огни, 1939, № 5

вздумал переписать ее; в 11 час., когда легли, начал переписывать, до этого вре­ мени, час, переписал до слов Грушницкого о Литовских». «Читал несколько Героя нашего време­ ни— 1-ю часть, Тамань, всю; более чем раньше понравилась, но новая чрезвычай­ но лучше; блеснула мысль о зависти к Печорину, который видел и испытал лю­ бовь столько раз, что теперь даже доволь­ но привык к этому, чувство неудовольст­ вия, что не был еще в делах жизни и борьбе ее, поэтому дитя». «Прочитал половину Бэлы. Показалось, что там есть в речах, которые приписы­ ваются Азамату и Еазбичу, риторика, кото­ рая решительно не должна и которая не идет к Максиму Максимовичу, который их пересказывает, однако, лучше должно знать горцев. Это пышное высказывание чувств мне кажется приторным и невер­ ностью описания Бэлы (кажется) и мыс­ ли Казбича не совершенно чисты от это­ го. По все понравилось более чем раньше; другое дело Мери! Это удивительно! Те­ перь буду списывать снова Мери; не знаю, много ли спишу. — 11 часов, час ночи, списал до конца 5-й страницы сво­ ей и ложусь. Хорошо!» Эти скупые и вместе с тем довольно выразительные строки молодого Черны­ шевского прерываются иногда и такими дневниковыми записями: «Самое главное место в сердечном отношении занимают Лободовские. В отношении к нему мое мнение остается попрежнему: я все так же его уважаю... О ней мнение мое снова прежнее — ореол красоты и телесной и душевной, я сам не знаю хорошенько, окружает ее в моих глазах или нет. Одно я могу сказать верно, что когда я жду, что увижусь с нею, мое сердце находится в волнении, подобном тому, как, напр., я должен бы увидеться с Лермонтовым или Гоголем». «Поклоняюсь Лермонтову, Гого­ лю, Жоржу Занду более всего». Нет никакой надобности делать какие- либо комментарии к приведенным дневни­ ковым записям Чернышевского. Перед на­ ми со страниц дневника встает образ не сухого «рационалиста», а восторженно на­ строенного поклонника всего того «пре­ красного», которое видел Чернышевский в художественном творчестве великих клас­ сиков, в частности у Лермонтова. Только это «прекрасное» осмысливалось и осозна­ валось Чернышевским не по Дружинину или Тургеневу, а в духе складывающего­ ся передового мировоззрения того времени. В студенческом дневнике Чернышевского есть такие весьма красноречивые записи. «Гоголь и Лермонтов кажутся недосягае­ мыми, великими, за которых я готов от­ дать жизнь и честь. Защитники старого, напр. Библиотека для чтения и Иллюстра ция пошлы и смешны до крайности, ту­ пы до невозможности, тупы непостижимо. Чрезвычайное уважение к людям, как Кра- евский, который более сделал для России, чем сотня Уваровых и ему подобных, кра­ сующихся в летописях отечественного про­ свещения». В другом месте дневника Чер­ нышевский с большей определенностью старается подчеркнуть, за что же, собст­ венно, он так высоко ставит Лермонтова и Гоголя перед современною литературою типа «Библиотеки для чтения» и «Ил­ люстрации». «Среди дня, — пишет он, — был расстроен, отчасти мелочью... отчасти мнением, которое вчера слышал от Ив. Гр. (чиновника, мужа двоюродной сестры Чернышевского Любиньки — В. А.) — «писатели — фигляры, великий писа­ тель — великий фигляр» — это больно, как богохульство, осквернение того,, что есть возвышенного в жизни и деятельно­ сти человека, и больно видеть вблизи се­ бя такого человека... Вспомнил, идя от Вас. Петр. (Лободовского — В. А.), что я совершенно тот же, как мальчиком был — тогда расплакался о том, что «богатыри так трудились для блага нашего, а мы не хотим даже и знать их, ценить их заслуги и подвиги» — теперь это же самое вол­ нует меня: они наши спасители, эти пи­ сатели как Лермонтов и Гоголь, а мы на­ зываем их фиглярами — жалкая, оскор­ бительная неблагодарность, близорукость, пошлость!» Чернышевский негодует на оскорбителе! великих классиков и прежде всего таких, как Лермонтов и Гоголь, которые подобно «богатырям» так много сделали «для бла­ га нашего». Больше того, он называет их «нашими спасителями». Такое восприятие Лермонтова и Гоголя для нас станет еще более понятным, ес­ ли мы примем во внимание, что в эти го­ ды формирования молодой Чернышевой! зачитывался критическими статьями ран­ него представителя революционной демо­ кратии В. Г. Белинского. Чрезвычайно лю­ бопытна следующая запись в дневнике Чернышевского: «Лермонтов и Гоголь, ко­ торых произведения мне кажутся, может быть, самыми высшими, что произвели * последние годы в европейской литературе, доказывают для меня, у которого утверди-