Сибирские огни, 1939, № 5

жилищ; она встречает путника во всех вратах и храмах и чертогах». Картины мертвых городов в «Давиде Сасунском» овеяны дыханием Экклезиа­ ста, проникнуты духом арабской «Повести о медном городе»1. Сказание о медном городе, родившееся у арабов, по мнению некоторых исследо­ вателей, во времена завоевания Армении и рисующее страну, только что опусто­ шенную арабскими войсками, — могло бы послужить первой песней армянского на­ ционального эпоса. Некогда посланцы Халифа в своих стран­ ствиях достигли Египта и проникли в страну смерти. И увидели они, —•так го­ ворит предание, — мертвый город с креп­ кими медными стенами и высокими баш­ нями, и вот, в городе этом высятся двор­ цы и храмы, и текут реки, и цветут са­ ды, — но людей в нем нет; и лишь совы свистят да вороны каркают над его ули­ цами и площадями, и лишь птицы парят над дворами его, горестными криками опла­ кивая тех, кто покинул мертвый город. Путники пошли на базар, и вот, лавки от­ крыты и весы повешены, и на прилав­ ках — гора тюков с товарами со всех концов света и кучи медной, серебряной и золотой монеты, но купцы лежат мертвы­ ми у порогов своих лавок, с иссохшей ко­ жей и сгнившими костями. Путники во­ шли в крепость, и вот, повержены толпы воинов в полном вооружении, и панцыри застегнуты, и копья отточены, и мечи вынуты из ножен, и луки натянуты, что­ бы сразиться с врагом, *— но воины все мертвы.. Путники вошли во дворец, и вот,- среди груды несметных сокровищ, на ков­ рах из шелка и парчи, лежат слуги царя царей, поставленные им над народами, на­ местники и полководцы, и царедворцы, и множество султанш и невольниц из его гарема, — но все они спят вечным сном. И увидели путники под парчевым шатром, на ложе, украшенном камнями, девушку в одеждах из свежего жемчуга и венце ца­ рей из червонного золота, и вот, девушка эта подобна полной луне и незакрытому солнцу, и прекрасней ее не видели видя­ щие, — но она только набальзамирован­ ный труп. И стали путники читать надпи­ си на стенах медного горрда и возрыдали плачем великим, и пали замертво, и не было сил у них вернуться к живым. Ко многим песням «Давида Сасунекого» могли бы послужить эпиграфом эти над­ писи: «О, сын Адама... разве не знаешь ты, что чаша гибели твоей уже наполнена и скоро осушишь ты ее? Оглянись же на­ зад, прежде, чем войти в могилу. Где те, что царили над землями и унижали рабов и вели войска? Поразила их, клянусь Ал­ лахом, Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, Опустошитель- ница населенных жилищ и перенесла их из простора дворцов в тесные могилы. Где Адам, отец людей, где Нух и его по­ томство, где цари Хосрои и Кесари, где цари Хинда и Ирака, где цари стран зем­ ных, где амалекиты, где великаны? Сво­ бодны стали от них земли, и покинули они свою семью и родину. Где цари ара­ бов и не арабов? Все они умерли и прев­ ратились в тлен. Где цари Китая, люди гнева и мощи? Где Нимруд, который был горд и заносчив? Где Фараон, который отверг и отступил? Где цари, которые на­ селили Ирак и царили над горизонтами, где те, что населили Исфахан и земли Хорасанские? Позвал их вестник гибели и ответили они ему, и воззвал к ним ве­ стник уничтоягения, и воскликнули они: — Мы здесь! —■Не помогло им то, что они построили и воздвигли, и не защитило их то, что они собрали и приготовили. Всех их покорила смерть, не оставив от них ни следа, и не пощадила она пи малого, ни великого, ни мужчины, ни женщины; сра­ зил их жизнь срезающий и ночь на день навивающий». Такие мысли вызывал на арабском Во­ стоке вид покоренных и опустошенных страп. Но если победители, чувствуя меч возмездия над своей головой, предавались горестным размышлениям о суете сует, то побежденные! жили ожиданием мщения и свободы. И в то время, как арабская притча дышит мрачной покорностью судь­ бе, скорбью о суетности всего земного пред лицом неизбежной смерти, армянский эпос утверждает созидание, возникающее на месте разрушения, процветание *— из гибели, и жизнь —1из смерти. Поэма о Давиде Сасунском проникнута той идеей, которая нашла свое яркое во­ площение во всей истории армянского на­ рода, — идеей исторического бессмертия народа. ' Этот эпос — поэтизированная история национально-освободительной борьбы ар­ мянского народа, рассказанная на при­ вычном и любимом массами языке притч и героических преданий. Создавая его, ар­ мянский народ обращался к эпосу других