Сибирские огни, 1938, № 1

толкнула Степана в бок. Он оступился, уда- рился головой о дверь, она открылась и Степан упал на пол. Все засмеялись. Засмеялся и Лизаренко. Чтобы встать, он попытался опереться на локоть и охнул. Его тотчас подняли. Он попробовал качнуть рукой и крепко зажмурил глаза. В маленькой гримировочной стало тихо. Все тесным кольцом обступили Лизаренко и выжидающе смотрели ему в лицо. Степан ощупал плечо и глухо сказал: — Опять... вывихнул... — Ты, что? — тревожно опросил Зали- вайко. — В самом деле или комедию ло- маешь? — Дурак! — сердито сказал Степан. Но, заметив недоумение на лицах товарищей, виновато усмехнулся и добавил: — Она у меня, ребята, на винтах. Пятый раз... вы- летает... Смятение охватило ребят. Постановку мриходилось откладывать. — Потерпи, Степан, — сказал Заливай- ко, обхватывая Степана за здоровое пле- чо, — вот тебе полотенце и вазелин, вытри лицо, а мы юейчас... — Чего? — не понял Лизаренко. — Сейчас машину достанем... — Обожр! — повернул голову Лизарен- ко. — Какую машину? — Тебе. — Ты что, обалдел? — Лизаренко свел брови. — Спектакль продолжается... Глаза Заливайко стали круглыми и боль- шими. Его оттолкнула Жека. Лицо ее было в нунцовых пятнах, а в глазах слезы. Она схватила Лизаренко за рукав. — Степа, не шути... Степан припорял голову. — Не размазывайте грим, — строго сказал он. — Я руковожу постановкой и ярошу не вмешиваться. Давайте звонок. — Степан, брось дурака валять! — ре- шительно сказал Заливайко. — Какой смысл мучить себя? Да к тому же у тебя в воследнем акте всего несколько слов... Ну, об'яоним публике... Или вот Андрея загри- мируем... Спектакль же не сорвется! — Я должен довести до конца... — упрямо твердил Лизаренко сквозь стисну- тые зубы. Но на него уже натягивали ши- нель. На дворе покрякивала легковая ма- шина. Пьеса продолжалась. В зале никто не знал о случившемся. 8. Мартовские дни принесли оттепель. На пригревах с водосточных труб и карнизов упали первые полновесные капли. В полдень небо становилось чистым, тем- ноголубым, с редкими курчавыми, как шрапнельные разрывы, облачками. На широких наезженных городских доро- гах появились четкие отпечатки конских подков, черемушник в палисадах стоял чер- ный и рогатый. Но за городом дорога попрежнему была крепкая, только по обочипам и в кустах снежный покров стал оседать и рыхлеть. Утром полк выступил тремя колопнами в сопки. Было известно, что в этом учении примет участие артиллерия, откроет через головы бойцов настоящую боевую стрельбу по условпому противнику. — Наверное, — сказал Андрей, — под- нимется огромный столб земли, как в кино, во весь экран. — А если угодит по голове? — спросил Трофимов. — Ну и что-ж? — серьезно заметил За- ливайко. — Всплывет шишка и только. Все захохотали. Они шли за руволкой вчетвером. А дав- но ли с ними был еще пятый. Степан Ли- заренво. Хорошо было чувствовать его бок о бок, высокого, широкоплечего. Если он рядом — все нипочем. А теперь — нет Степана. Утром его вызвали в штаб. Через час он вернулся угрюмый и молчаливый. А еще через час он снес в каптерку подсумки, постельные принадлежности и уже густо смазывал свою винтовку, чтобы сдать ее в склад. После обеда все отделение сидело в ку- рилке. Это была торжественная минута рас- ставания. Степан уходил из роты писарем в штаб. Рука! Степан грыз мундштук папиросы и сплевывал горькую вязкую бумагу. Перед глазами стояла четвертушка писчего листа со штампом госпиталя и слова: «предраспо- ложение к систематическим вывихам... к строевой негоден»... Степан оказался имен- но тем человеком, которого так долго подыскивало командование роты по требова- нию штаба. Писарь! Тот самый писарь, на должность которого едва не попал Андрей. — Подкузьмили тебя врачи, — раздум- чиво говорил Заливайко. — Выходит, подкузьмили...