Сибирские огни, 1938, № 1

7. Через площадь к трибуне бежали музы- канты. На белых и желтых трубах играло солнце. Начштадив медленно проехал по фронту выстроенной дивизии и остановил вороного коня. Конь забил копытами утоптанный снег, зафыркал на свои колони. За трибуной шумели на ветру знамена. Многоцветной стеной стояли колонны ме- таллистов, строителей, рабочих лесозавода и спичечной фабрики, железнодорожников, работников госучреждений, комсомольцев, пионеров, школьников. Репродукторы передали последние слова приветствия и огромная площадь вдруг дро- гнула в коротком, но оглушительном «ура!» Сорок музыкантов дохнули в отливавшие солнцем трубы. Вороной конь прянул ушами, закусил удила и заходил крутыми боками. Начштадив скрутил повода и, приподы- маясь в стременах, подал команду: — К торжественному маршу! Парад принимал комдив. Кто не видел парадов Красной Армии? Чье сердце оставалось спокойным? Кому не хотелось от гордости петь я смеяться? Дети кричат «ура!», их волнуют кони, об- наженные клинки эскадронцев. Юноши сры- ваются с тротуаров, готовые итти в ногу с красноармейцами. Девушки громко бьют в ладоши, приветствуя лучшую молодежь страны, сведенную в боевые колонны. Ши- роко открытыми глазами смотрят матери на своих сыновей, упрямых, любимых сыно- вей. И на глазах женщин стоят слезы гор- дости и материнской грусти! Лица отцов суровеют. Им, видавшим виды, хочется снять шапки и радостно крикнуть: «Здорово, ребя- та!» И вся страна поднимает знамена, чествуя свою несокрушимую силу, стерегущую ее труд, ее победы. Идет эскадрон, разбивая кованными копы- тами утрамбованный снег. Проходит пехо- та. — «Раз! Два!» Трубы пе-еошо за-и-гра-ли Пе-есню о войне-е-е... Пехота и песня неразлучны. Роты, ба- тальоны, полки перекликаются между во- бой. Из-за поля и-из-за ле-е-еса Гостем, гостем дорогим, При-и-и-екакал донецкий слесарь Ворошилов Клим. Сиб. огни № 1. 1938. 3. При-и-и-скака-ал донецкий слесарь Ворошилов Клим. Артиллеристы, опоясанные ремпями и кольцами, качаются в седлах. Шестерки рвутся вперед. Стучат передки. Колеса га- убиц до блеска прессуют снег. Трещат танкетки. Они словно стригут улицу. С тополей осыпается куржак. Сне- жинки загораются на солнце и тают на тротуарах. Из открытых люков танкеток смотрят ве- селые лица танкистов. * * * Когда курсанты пришли в столовую, они не узнали ее. С самого утра здесь хозяйничали жены командиров, и столовая сразу стала светлее, уютнее, шире... Они н сейчас суетились тут же. Подвя- зав белые передники, они обслуживали красноармейцев, разнося по столам чашки и бачки. Бойцы с благодарностью и уважением смотрели на жен командиров, на их ловкие проворные руки, на их чистые, аккуратно подвязанные передники. В столовой играл полковой оркестр. — Кажется, — заметил Заливайгео, — я рискую остаться без языка. — Хороша каша? — Нет. Язык подтанцовывает. Старшина роты Гуржий ходил между сто- лами тихо и даже улыбался. Он обычно всегда находил непорядки, делал замечания за пролитый суп, за шум, за то, что много захватили чайников и за то, что мало захва- тили чайников. Про него, между прочим, среди курсан- тов ходил анекдот: - ' — «По четыре стройся! — Товарищ старшина, нас всего двое. — Не разговаривать!». Сегодня Гуржий был доволен порядим. Ок обдергивал гимнастерку и^ выразительно по- сматривал на «хозяек». В самый разгар обеда в столовую вошли командир и комиссар полка и шефы — го- сти. Оркестр приветствовал гостей. Их уса- дили за свободный стол. Среди гостей было несколько колхозни- ков. В том числе и Семен Холодцев, пер- вый подписавший письмо курсантам от име- ни общего собрания подшефного колхоза. Ему было лет сорок. Он только что вышел из парикмахерской. Гладко выбритые щеки блестели. Прокуренные пожелтевшие усы были ровно подстрижены.