Сибирские огни, 1938, № 1

станку. Когда она вышла замуж, и детишки оторвали ее от работы, ее место заняла шестнадцатилетняя комсомолка Шестакова. Если спросить Чернышука, чем же отлича- ются эти работники от тех, которые перебы- вали здесь без счета и ушли, чуть понюхав производство, он ответит вам, что они обо всем соображают сами и редко о чем спра- шивают. Шестакова медленно идет но тропинке, бе- гущей между полыныо, к небольшому домику ia отставе. Раздумывает: «То ли на картошку, то ли на прополку пойти...» Обида все еще не ушла из темносерых глаз. Вот умела бы работать, как Чернышук, гак не сидела бы без дела. Шлифовки не бы- ло бы, так точила бы, а не точила бы, так встала бы к фрезерному. Она сама улыбну- лась своей храбрости. И сейчас же еще под- задорила себя: ничего в этом нет невозмож- ного! Герасим Григорьевич па Украине у помещика конями правил. Л сейчас, погляди, какой токарь. Уж не пятерку, а семьсот по- лучает рублей. У него и квартира из двух комнат, и корова, и свиньи, и курочки. И она, ежели шибко захочет, добьется такой жизни. Выбилась же вот из нянек! Она рано осталась сиротой и с детства мечтала встать на настоящую работу. При- за вляла себе года, но это не прибавляло ей ни роста, ни силы. С огорода в совхозе ее погнали, потому что она не могла вытащить ведро с водой из кадушки. А когда ей уда- лось поступить на курсы трактористов — первый раз ее отправили домой по малолет- ству, — опа отлично выдержала испытания, но, выехав в поле, не могла завести мотор своего «харпара». Она плакала, сидя перед ним на земле, и вытирала глаза кулаками. Девочка и девочка, у которой отняли игруш- ку. Когда же парни заводили ей мотор, и трактор долго и послушно шагал по черно- зему, она забывала недавнее свое горе и пе- ла частушку, которую сложила сама и люби- ла больше других. Заведу я трактор новый, Все моторы загудят. Сяду я за руль готовый, Пусть знакомые глядят. От работы на тракторе ей пришлось от- казаться, но любовь к нему она перенесла на шлифовальный станок. В ремонтной ма- стерской работа ей была и по силам и по- сердцу. Она быстро стала выполнять 140-150 процентов нормы. Когда она стоит у стан- ка и зорко следит, как с легким свистом слетает с клапана, кольца или блока серая блестящая пыль, — ею движет одна мысль, как бы скорее закончить шлифовку, чтобы из-за нее не стояли люди. Не станет ждать пшеница, пока они поворотятся. Не будут готовы ко времени машины, — распрямятся и полегчают колосья, потечет в землю дра- гоценное для парода зерно. Деревянные ступеньки скрипят под ногами девушки. Она живет на квартире у шофера Ревякина. Комната, где стоит ее чисто за- стланная кровать, ночной столик и па нем зеркало и будильник, светла и просторна. На другой кровати, поджав под себя босые ноги, играют резиновым чортиком четырехлетняя дочь шофера Зоя и ее двенадцатилетняя тет- ка. Старшая девочка подносит к губам розо- вый комочек сморщенной резины. — Сейчас чортушка большой будет! — Ага! — говорит Зоя, с любопытством глядя, как раздувается розовый шарик и рас- тут намалеванные рожки. Шура вертит в руках вынутую изо рта палочку. Чортик тает на глазах, пищит. — Ага! — снова весело отзывается Зоя. Жена Ревякина улыбается восторгу до- чери и бросает на одеяло две большие кон- феты в красной обертке. .— На прополку приходили звали, — го- ворит она входящей Шестаковой. — А ты в пимы да на печку, — шутли- во отвечает та, — сейчас, только поем... В степи не жарко. Дует северный ветер, относит дождь и ненастье. Женщины пест- рыми комками рассыпались по полю. Между ними согнулась маленькая Шестакова. Идут внаклон, в двух метрах друг от друга. У каждой своя полоса. На чужую не заезжай, и на своей не оставляй сору. Оставишь по- лынь — горький будет хлеб. Оставишь осот — забьет пухом решета, встанут ком- i байны. А пшеница хороша уродилась, где ее . возьмешь голыми руками!.. На лавочке у пекарни сндит пекарь. Груз- ное тело затянуто в белый халат. На голове такой же белый колпак. Он ждет, когда на- калятся печи. Сейчас только и посидеть на солнышке. В совхозе немногим более 200 по- стоянных рабочих и накормить их нетрудно. Не то будет, когда начнется косьба и нахлы- нут сезонники. Тогда только и подавай хлеб на станы. Пекарь благодушно поглядывает на трех белых бычков. Они с любопытством уставились на кадки с водой, как будто по росту вытянутые вдоль стены пекарни: очень большая, чуть поменьше, еще поменьше, еще чуть поменьше и совсем маленькая. — Подводи ближе, — слышится нетерпе- ливый голос продавца.