Сибирские огни, 1937, № 4

€впа сама испытывает недоумение по поводу вышеописанных бурных, неизвестно откуда взявшихся, чувств. «Она... спрашивала се­ бя — что заставляет ее восторженно ловить звуки пролетарского гимна, и не находила четкого ответа». Бедная Татьяпа Николаев­ на и не догадывается, что попросту автор хо­ чет представить ее советскому читателю в наиболее выгодном свете, потому п заставля­ ет переживать чувства, ей не свойственные. В самом деле, Татьяна Николаевна, несмо­ тря на все усилия автора доказать противо­ положное, является перед нами в ромапе женщиной, хотя и живущей в мире совет­ ской действительности, но весьма от нее далекой и смутпо в пей разбирающейся. О калошах и яичнице рассуждает она гораздо естественнее, чем, например, о путях разви­ тия музыкальной культуры, — слишком уж чувствуется в последнем случае авторская подсказка! Общие фразы пикого убедить пе могут, а показать, чем живет и дышит его героиня, автору не удалось. Он как будто понимает, что чтения газет да поглядывания на переделываемый мир из окна комнаты — маловато для превращения враждебного ■большевизму человека в энтузиаста соци­ алистического строительства, что сколько-ни- будь прочный, искренний перелом в мировоз­ зрении может произойти лишь в результате более глубокого знакомства с жизныо стра­ ны, более активного в ней участия; что дек­ ларируемая автором любовь Татьяны Никола­ евны к советской действительности не может оставаться отвлеченной, платонической, — она должна выразиться в каком-то де й - •ст в и и, чтобы читатель в нее поверил. Таким действием, звеном, связывающим Татьяну Николаевну с действительностью, является, по мысли автора, ее музыкальпая деятельность. Она организует музыкальную школу, выступает на концертах в рабочих и красноармейских аудиториях. Что ж, правдиво и ярко изобразив эти •стороны жизни Татьяны Николаевны, автор мог бы достаточно глубоко и убедительно раскрыть перед нами ее внутренний мир. Благодарная задача — показать, как для му­ зыканта, вышедшего из чуждой среды, впе­ чатления, получаемые от взаимодействия с новой аудиторией, служат толчком к размы­ шлениям над советской действительностью, к правильному ее пониманию и сближению с ней. Реальная Татьяпа Николаевна, честно стремящаяся понять новых людей, строите­ лей нового мира, прежде всего столкнулась бы с тем неожиданным для нее фактом, что многие номера ее музыкального репертуара воспринимаются теперь иначе. Многие из ее «тонких хрустальных ваз» дали бы трещи­ ну, не раз встретила бы она, вместо ожидае­ мых оваций, холодное равнодушие и непони­ мание, и порядочно пришлось бы ей порабо­ тать, чтоб добиться настоящего контакта с новой аудиторией. Ее переживания, вероят­ но, в какой-то мере сходны были бьг с пе­ реживаниями Анны Михайловны из «Слепо­ го музыканта» Короленко. Полезно сейчас вспомпить этот прекрасный эпизод из произведения большого и правди­ вого художника. Анна Михайловна не может примириться с тем, что ео слепой сын с жадностью заслу­ шивается нехитрой игрой кошоха Иохима, исполняющего па своей свирели украинские песни. Ей привозят Пианино. Уверенная, что уж топерь-то мальчик забудет конюшню и «дударя», она играет ему шумную и требую­ щую большого искусства пьесу, за исполне­ ние которой избранная публика наградила ее когда-то восторженными аплодисментами. Увы, на мальчика пьеса не произвела впе­ чатления. Он попрежнему проводит вечера на конюшне. Много слез стоила матери эта неудача. Она начинает прислушиваться к игре Иохима сначала с усмешкой и пренебрежением, по­ том с волнением, стараясь разгадать секрет ео обаяния, и видит, что в нехитрых мело­ диях Иохима звучит то, чего не выучишь по нотам — подлинное живое чувство. А' так как Анна Михайловна была натурой талан­ тливой и глубоко чувствующей, то уроки Иохима не прошли для нее даром: «дудка» была побеждена, ибо те же задушевные ме­ лодии зазвучали теперь на прекрасном инст­ рументе и полней, и выразительней. Живая Татьяна Николаевна не только учи­ ла бы, но и училась. А в романе Г. Вятки- ка Татьяна Николаевна выступает как ка­ кая-то жрица искусства, хранительница ве­ ликих музыкальных сокровищ, которые опа демонстрирует перед толпой, снисходительно улыбаясь «трогательной наивности» ее вос­ приятия. «Им хотелось слушать так, как в жаркий день хочется пить. Она узнавала в этом неутолимую жажду лучшего, что века­ ми отгораживалось от трудящихся и о чем они смутпо и глубоко тосковали, прибегая к гармошке, к песне, похожей на стон». Бед­ ный народ! Он, видите ли, только тосковал по искусству, и песни, которые он создал, даже не похожи на песни. Зато теперь вот пришла благодетельница Татьяна Николаев­