Сибирские огни, 1937, № 4

« — Разрешите поблагодарить за радуш­ ный прием. — Мы очень рады... Заходите почаще. — С большим удовольствием». ... « — Утренняя прогулка — самая по­ лезная. Гуляйте побольше. — Представьте, мне то же самое сказали вчера в консультации. Доктор Протасова. Вы ее знаете... — Мария Николаевна? Ну, конечно, два года вместе работали. — Опа мне очень понравилась. Такая вни­ мательная...» Не надо думать, что доктор Протасова по­ явится далее на страницах романа. Просто— надо же о чем-то говорить , действующим лицам. Читаешь эти пустейшие диалоги и с досадой думаешь: зачем? кому это нужно? 3. Нет надобности пересказывать остальные двепадцать глав романа. В них так же на­ прасно стали бы мы искать живого, полно­ кровного изображения советской действи­ тельности, ярких, типических характеров, раскрытия чувств и стремлений нового че­ ловека. Даже такие сцепы, как встреча че­ люскинцев, пе поднимаются над уровнем керой натуралистической зарисовки. Какова же основная идея романа «Откры­ тыми глазами»? Ведь как бы ни был он слаб и натуралистичен, нельзя же исписать двенадцать печатных листов «просто так», ни для чего, лишь бы исписать. Конечно, в романе есть и идея. Ее нетруд­ но обнаружить, обратившись к основным об­ разам романа. Основная группа действующих лиц, поль­ зующаяся особым вниманием автора — это представители старой интеллигенции: про­ фессор Гвоздев и его жена, Неручев, Толо- конников. Все они в прошлом были чужды революции, некоторые, как Неручев, даже оородись с оружием в руках против совет­ ской власти, но теперь все они — предан­ нейшие люди, энтузиасты социалистического строительства, соль и цвет советской интел­ лигенции. Как же показывает Г. Вяткин этот очень сложный, нелегкий процесс идеологической перестройки части старой интеллигенции? Профессор Гвоздев, например, пятнадцать лет назад отнюдь не был сторонником совет­ ской власти. Но так как, по утверждению ав­ тора, «хирургия не являлась ареной откры­ той борьбы», то «гражданская воина про­ шла для него лично как-то стороной». Пер­ вым, что заставило профессора пересмотреть свои взгляды, — было поведение оперируе­ мых им большевиков. Они, якобы, не только не испытывали ни волнения, ни страха пе­ ред операцией, но даже «нередко сами отка­ зывались от хлороформа и обезболива­ ния» (!). Странные люди! Повидимому, физическая боль им доставляла огромное удовольствие. А может быть, они отказывались от ее об­ легчения специально для того, чтобы способ­ ствовать скорейшему переходу уважаемого профессора на путь социализма? Во всяком случае, дальше дело идет как по маслу: про­ фессор читает речи Ленина и Сталина, «ко­ лонки' цифр о хлебе, топливе и промышлен­ ности», и, «Не выходя из кабинета и больни­ цы»,, «заражается общим энтузиазмом». В романе мы видим его уже членом горсовета, он произносит речь на встрече челюскинцев, и, когда оказавшийся впоследствии вредите­ лем Левберг выказывает равнодушие к че­ люскинской эпопее, он немедленно - рвет с ним знакомство. Словом, это такой насквозь советский ч-еловек, что дальше некуда! Но, увы, о превращении профессора в со­ ветского энтузиаста говорится такими общи­ ми фразами, что невольно думаешь: нет, на­ прасно старается автор! Скорее всего, про­ фессор просто внешне приспособился, а внутренне остался обывателем, чуждым ре­ волюции и далеким от нее. Не случайно мать осужденного вредителя Левберга именно ему, Гвоздеву, шлет телеграмму с просьбой орга­ низовать ходатайство научных работников о помиловании. Жена профессора — Татьяна Николаев­ на — ранее, как сообщает автор, тоже была «далекой от революции». Большевики пред­ ставлялись ей враждебной силой, и она «с тоской думала о том, как эта сила раздавит ее хрупкий, тонкий мир, словно весь заклю­ ченный в прозрачной хрустальной вазе»(!). Но «страна шла вперед», «с каждым новым годом убеждалась она в том, что правы именно большевики», и скоро старый мир, «зияющий бесчисленными гнойниками и яз­ вами стал ей ненавистным». «С жадностью» стала она читать газеты, а в дни революци­ онных праздников ей «страстно хотелось влиться в горячую лавину колонн, петь, кри­ чать ура, взявшись за руки — танцовать». Но, как Лия Гейман в первой главе не мо­ жет понять, отчего у пее «так жарко горят глаза», гак, оказывается, и Татьяна Никола-