Сибирские огни, 1937, № 4

торой прямые высказывания автора или пер­ сонажей могут неожиданно потерять вся­ кую убедительность, или даже приобрести прямо противоположный смысл. Если, напри­ мер, герои романа на каждом шагу воскли­ цают: «О, какой прекрасной, радостной, изу­ мительной, многообразной жизнью мы жи­ вем!» — а сама-то жизнь в романе показа­ на бесцветной, плоской и скучной, и люди — серыми, пошлыми и мертвенькими, то по­ добные восклицания прозвучат для чуткого читателя явно издевательски. Все эти соображения и заставляют нас уделить место разбору некоторых произве­ дений, появившихся в прошлом году па стра­ ницах «Сибирских Огней». 2 . Художественная убогость романа Г. Вят- кина «Открытыми глазами» ни у кого не вызывала сомнения. Однако, бывший редак­ тор «Сибирских Огней», тов. Высоцкий, счел роман свидетельством внутренней перестрой­ ки автора, в прошлом активно подвизавше­ гося на страницах колчаковской печати, и предоставил ему место на страницах журна- ла. Чем лее пленило творение Г. Вяткина сердце редактора? Раскроем первую страницу романа. Молодой врач Лия Генман собирается ехать в совхоз, на обслуживание посевной кампа­ нии. Она с грустью перебирает вещи давно погибшего маленького сына. Входит Татья­ на Николаевна, жена профессора Гвоздева. Она укоризненно качает головой: как можно плакать в день, когда спасли челюскинцев? Услышав новость, Лия вскакивает со стула и по ее щеке уже ползет ( ! ) «новая слеза— слеза радости». Женщины обнялись, поцело­ вались. В столовой Лию встречает профессор Гвоздев. «Широко улыбаясь», он протягива­ ет ей газету. У Лии опять «катятся сле­ зы»... Во всем этом, разумеется, нет ничего не­ правдоподобного. Чувства, волновавшие со‘- ветских людей в дни спасения челюскинцев, были достаточно горячи, чтоб вызвать и слезы, и поздравления, и поцелуи. Но чем дальше читаешь роман, тем сильнее нарастает неприятное ощущение какой-то нарочитости, искусственности. Дело в том, что, пытаясь изобразить всеобщую радость по поводу спа- ?ешш челюскинцев, автор употребляет, как ! 1 Ы далее увидим, весьма унылый и нехит­ рый приемчик: каждый новый персонаж ро­ мана, появляясь, непременно говорит какую- нибудь незначащую фразу о челюскинцах и так говорит, словно отбывает некую повин­ ность. «Нет, — думает невольно читатель,— хотя все это, вероятно, и говорилось, и де­ лалось, но говорилось и делалось не так». Вот Лия Гейман смотрится в зеркало, изу­ чая свои первые морщинки и сединки, и вдруг замечает, что у нее «жарко горят i ла­ за». Отчего бы это? — недоумевает она и вспоминает: ах, да, сегодня спасли челю­ скинцев! Неправда ли, какие тонкие психологиче­ ские изгибы: человек узнает о своих чувст­ вах, разглядывая в зеркало выражение соб­ ственных глаз... Как это все правдиво н естественно!.. Татьяна Николаевна осталась одна. Не бу­ дем сейчас касаться ее размышлений, тем более, что вскоре их прерывает возвраще­ ние домработницы Фени, проводившей Лию. Она рассказывает, как плясал на вокзале едущий на курорт старичек-ударник и раз’- яснял при этом, почему он сейчас пляшет, а при царе не плясал. «Упарился весь, а сам пляшет да покрякивает, пляшет да по­ крякивает. Дайте, говорит, уж досыта напля­ саться... и за себя и за челюскинцев... и за всех трудящих». Зачем понадобился автору этот сусальный старичек — остается неиз­ вестным. Приходят дети на урок музыки. Маленькая Валя сначала молчит и даже не слышит во­ просов, затем восклицает:— «А челюскинцев- то спасли», — и только тогда отдается «во власть звуков, рожденных из под ( ? ) соб ­ с т в е н н ы х р у к». Далее описывается пребывание Лин Гей­ ман на посевной. Неизвестно «из-под чего» родилось представление автора о совхозе. Во всяком случае, трудно поверить, чтоб в его основе лежало что-нибудь, кроме самых беглых, «туристских» впечатлений. Так как таких впечатлений явно недостаточно, чтоб нарисовать яркую, запоминающуюся картину, то неудивительно, что автор предпочитает в большинстве, случаев просто перечислять то, что делают люди во время посевной, время от времени вставляя хотя и пышные, но весьма затрепанные фразы: «Из гаража, ам­ баров, мастерских крепкие загорелые люди выводили десятки машин — тракторов, плу­ гов, сеялок — непобедимое железное вой­ ско — и отправляли это войско на фронт, в необ’ятные поля. Наступал вечер, за ним ночь. А улюди, как и днем, продолжали сту­ чать, совещаться, чистить машины, наливать