Сибирские огни, 1935, № 1

4 itujifilUIIIШ11Ы1111ПitnntlfilUUimtlflJlJMililEMIilEflfiliniltlUltHIlIHJIHUTI11Ш1111MIUHIIUIlUliHIIIlTIfTUIII1IMl(S(HlU011EItUni}IIlfDV м . О Ш А Р О В — Подожди, дядя Еким, обиходить землю. Она еще не твоя и не моя, а поповска, — Осип через плечо сверкнул черным глазом. Еким шмыгнул носом и скупо ответил: — Отберем. — Дельно толмачишь, дядя Еким, — поддержал его Дмитрий. Он зябко сжал прямые костистые плечи и добавил: — Надо бы нам, товаришки, поторопиться. Нижегородов налег на стремена. Всадники хлеснули лошадей и поскакали в сторону карательных отрядов генерала Красильникова. Навстречу хлынул свежий ветерок. Он расчесывал челки у лошадей, отметал клочковатые гривы и еле уловимо посвистывал на концах трехлинеек. Еким .медленно поворачивал по сторонам голову и зорко присматривался IKO всем подозрительным местам. Выцветшая, соло- менная борода его то прижималась к груди, то заламывалась на плечо. Симутов, подпрыгивая на седле, глядел в сутулую, плотную спину Нижегородова, на его ухарские выметки черного курчавого чуба и думал: «Хорошо бы завоевать землю, вот тогда бы мы ее перепластали как надо: и вглубь, и вширь»... — Он обхватил шейку винтовки, как рогаль у сохи, и сразу же на него напало другое раздумье. Его вол- новало: удачно ли сойдет их вылазка против белогвардейцев? Близился вечер. Пахучую землю застилали тени, опеленывала неприятная тишина. Казалось, за каждым кустом, курнем полыни, в бурьянах — залегла, притаясь, смерть. Это ощущал и сам начальник разведки Нижегородов, и вся его небольшая команда. Однако, внут- ренний страх не мог остановить их. Все они пятеро — доброволь- цы тасеевских партизан, заранее списанные Красильниковым в рас- ход. Это они знали- отлично и не робели за жизнь. Смерть в боевой схватке представлялась им не страшнее удавки на колодезном жу- равле, укол пули — не больнее посадки на кол. Полгода тому назад в отряд к ним прибежал старик Ефрем, задрал на голову холщевую рубаху и показал исстеганную шомполами черную, как чугун, спину. — Глядите, сынки, — сказал он с удушьем, — и не попадайтесь и руки живыми. Колчаковцы хоть и кличутся беленькими, а народ бьют до черноты. Ефрем спустил осторожно рубаху, попросил закурить. Ему дали трубку. Схлебнув дымок, он встал на колени, потому что на холки присесть не мог. Они были иссечены розгами и продолжали кро- воточить. — Славную забаву придумал офицерик, — продолжал расска- зывать Ефрем. — Корпусом-то он подойдет на мужика-маломерка, чубом на самого екерала вышел, личико маленькое — с кукишку, а носик с добрый прыщ уродился. Вот эта, прости господи, детина и расписала мне хребет. А за какую провинность? Скажу. С утра беля- ки загуляли, напились, заседлали коней, обвесились сабельками, еяли в седла и марш за деревню. Народишко думал всяко: кто говорил, дескать, они в разведку, отвалили — вас, партизанов искать; а кто опять думал, что в другую деревушку догуливать поехали. Только вышло ни то, ни другое. От'ехали они с полверсты за деревню, по- вернули коней и с саблями наголо влетели в улицу лавой. Пыль, крик «ура», звон стекол, плач... Один солдатенок налетел на моего телка и перехватил ему саблей шею, другой петуху отсек ногу. Од- ного-таки солдатенка чорт бросил на землю: выпал он из седла и от- бил вздохи. Назавтра я пришел к командеру и говорю ему: уплатите, мол, ваше благородие, за телочку. А он: «пшел вон!». Я стою. И так это с добра ему говорю: неудобно-де, мол, ваше благородЛ, оби- жать народ. Чего же после этого будут думать миряне? «Кто-о!.. Ух, ты, большевик! Ты за партизан!».