Сибирские огни, 1934, № 6
— Российский! — подумал Северин и подошел к оконцу. Снаружи его нарочно забили доской. А теперь в стекле, точно в зеркале, увидел свое лицо. Широкое, крас ное от загара. Усатые губы сжаты, морщи ной тужится лоб, а глаза голубые, простые, жалкие... Дернулся от досады. — Что же, так и стану сидеть, настоя щей тюрьмы дожидаться? — спросил у се бя Северин и сам же шопотом, горячо отозвался: — Нет, этого, парень, не бу дет! Тянул голову к двери — слушал. Тихо. Тогда, обернувшись назад, подставил под пламя свечи связывавшую руки веревку. Было рукам горячо — но терпел. Потре скивала конопля. Тогда пугался. Пахло жженым, сизый дымок шел кверху. За стенкой посапывал Онуфрий. Вдруг сразу порвались путы. Взмахнул освобож денными руками, торопливо сбрасызая с них обрывки. Сделался словно камедный, так твердо казалось принятое решение. Онуфрий завозился, подобрал ноги. Се верин ос?орожно сел на лавку, спрятал руки за спину, в тень, закрыл глаза, буд то дремлет. В дверь просунулась одностволка, а за ней выжидающее лицо старика, а потом и сам он, сгибаясь, влезает в баню. — Не спишь, голубок? — широко зева ет старик беззубой щелью рта. Поток са дится на лавку и ставит ружье у колен. — Руки пошто связали? — глухо выго варивает Северин. — Больно!.. Старик сожалеюще и солидно качает бо родой. — Для порядка, голубь. Потерпи, завтра развяжут. — Было бы за что терпеть, отец, а то ведь зря! — Ох! — вздыхает старик, — все мы зря до греха доходим. — Да не бил я смотрителя! — Ну, не бил, и ладно. Значит, другой пошалил. Разберут. Однако, прикинь, здесь место глухое и всякую птичку до перышка у нас знают. Вдруг оказия такая случи лась — на кого же подумать, голубь? Че ловек ты чужой, в душу к тебе не вле зешь... Опять же, устроился ты на тропе, сколько времени может быть поджидал, да следил. Вот народ на тебя и кажет... Северин чувствует всю давящую тя жесть этой неправды, убедительной и не- оспоримой. Чем тут крыть? — Золотища много пропало, — вкрад чиво продолжает Онуфрий. — Добыча за целый квартал. Разве шутка? Недаром в переметных сумах смотритель вез... ‘Северин не ответил, где-то за печкой .за трещал сверчок, шатко колебалось пламя свечи. — Ну, о лошади что толковать? — упорно заговаривает старик. — Дикая у не го, говорят, была. Убежит, так с неделю, бывало в тайге не поймаешь. Лошадь мо гла и домой упороть. Но вот золото куда девалось? Голос у старика становится все против ней, темная ярость закипает в Северине. — Конечно, под корень сумы сложи, да мохом прикрой — вот и спрятал! — Очень уж простодушно догадывается Онуфрий. И вдруг, наклоняясь к лицу арестанта, от крывается начисто, искренне, до слезинки в старческом глазу. — Скажи ты мне, бога* для! Ни одна душа не узнает, где золото спрятал? Кому велишь, тому и отдам. А малую толику мне подари. Бесполезно оно теперь тебе, парень. Все равно тебя рас стреляют! У Северина даже в глазах потемнело. Рискнуть? Попросить отпустить? Нет. Сра зу схватится за ружье... И, таясь в тени, еще ниже наклоняя го лову, быком, он зашептал так, что старик не мог расслышать. — Ась? — Придвигает морщинистую ще. ку к самым его губам Онуфрий. Северин схватил его за пояс и мягко по валил на пол. Только стукнул о доски за тылок. — Пикни — убью! Кушаком перетянул деду ноги. Скрутил пережженной веревкой руки. Его же ру башкой завязал рот. Онуфрий только повертывается, помога ет всем телом — лишь бы не осерчал з л о дей, не погубил бы душу! Северин перешагнул порог... 3. Бледнеет от жара июльское небо. Исто мились под солнцем цепи хребтов — му тятся синим паром. Вот-вот оторвутся, ту маном всплывут в высоту. Студеной водой булькает ключ в раска ленных скалах. В омутах накопляется хру стально-зеленая глубь. Пихтовая тень зон том прикрывает берег. Воздух под тенью густой, прохладный смолистый. Раздвигая мохнатые папоротники, увер тываясь от ветвей, тяжело выходит к клю чу Северин. Лицо у него изможденное, пот заливает щеки. Он стирает его рукавом,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2