Сибирские огни, 1934, № 6

Тьфу, это ж памятник — Кате...1, На соборной площади Музыка звенела, Вызванивало что-то Тонко и легко. Площадь полыхала, Площадь пламенела, А собор был белым, Словно молоко. И казачьи сотни Были рады. И собор чему-то Беспредельно рад... Музыка рычала... В честь казачьей Рады. Цвет белогвардейства Вышел на парад. ★ К сенному базару рабочие шли, Нестройно об камни шаркая... Глаза рабочих глядели и жгли До самых сердец ж,арко. Словно вода с высоченных гор, Эхо падает с крыш... Федю слегка толкает... Егор! И Федя приветствие слышит: «Здравствуй, казак», Молодой ли сказал, Старый .ли? (было их два-то!) Смотрит казак Вправо назад: «А-а-а, дорогой, Агитатор». И тот, который вторым пришел, Поправив старую кепку, Знакомясь, сказал: «вот хорошо!» И руку сдавил крепко. Затем попросил, взмахнув руками: «Пойдемте на митинг, товарищ, с нами!» Шагали рабочие ровно и быстро, Организованно, без всяких истерик. У Самурских казарм, молодой офицерик В первого (сволочь!) выстрелил. Федор смотрел, как падали люди, Как ловко, умело стреляли солдаты. И вспомнился фронт, так же когда-то Крестьян и рабочих валили 3 груды. .. Там скрыто их били царь и буржуи, А здесь открыто и безоружных. И Федя решил: «вмешаться нужно, Но что я сделаю, что им скажу я?!» 1 Екатерине Великой. Карякин смотрел. Перестав мешкать, Рабочие слились в единое тело. К ним от базара толпой оголтелой Молча бежали казаки пешие. Видел Карякин: рыжий казак Широкоплечий, огромного роста (Синий бешмет, голубые глаза) К нему пробирался просто. Налево грозил граненым штыком, Направо — затылком приклада, И многие сыпались кувырком, Его обзывая «гадом». Вспыхнул звездой коренастый казак И кинул рыжему зычно, Кинул, как ветром бросает гроза, Жгучее слово: «опричник». Видел Карякин — взбесился рыжий, — («Так ему, чорту, и надо!») Слюной одурелой собаки брызжет. Рыжий взмахнул прикладом... Феде холодно... Словно голого Окунули его в родник... Видел он только рыжую голову И приклад, взнесенный над ним... ★ Сегодня бурно в комитете: Решается судьба Кубани. И каждый словно в сердце ранен, И каждый за Кубань в ответе. Желтеют лица, словно просо, В ночах бессонных, днях когтистых... Побольше бы пропагандистов На хутора, в станицы бросить... Шаги по коридору: «Можно!» Открылась дверь, ) С коротким хриплым воем. И вот Пред комитетом двое — Железнодорожники: / «Посмотрите, я аж горю! Мне такое, друзья, забыть ли!» Один докладывал секретарю О происшедших событиях: «Мы это идем проверять состав, Дождик косой по макушкам хлещет, И на двух вагонах, из порожних ста, Написано: «старые вещи». Степка — в вагон, любопытством пронят, Эх, не попасть бы в буржуйские клещи!