Сибирские огни, 1934, № 6

А зиму провел он на пище казенной, на здешних порогах, в боях поседелый, закуржавел, словно от инея, белый, в цепях на соломе и в башне студеной сидел в острожке и от нечего делать скуфьей избивал пропасть крыс и мышей, молился, ск орб ел 'о пропащей душе, и лаялся громко: — «Вот сукины дети, неужль батожка не дадут, дураки? на что и живут и плодятся на свете»... И гневно, в сердцах он сжимал кулаки. Но дух не сломили царевы докуки.. . Пророчил и каркал подобно грачу он вилы с трезубцем и адовы муки царю Алексею Михайловичу... И жил на страданье другим и на горе, * А после живым был сожжен на Печоре!.. Да! всяко бывало на этой реке, но все миновалось как сон налегке... Уже не упомнят о том старики... А после тех ссыльных водили полки! 2 . Мечи притупились о камень седой, уткнувшийся в мох, в запотевший росой... И стала кругом тишина и спокой. Большая дорога в Илим пролегла на Лену — на водный широкий пустырь, и села явились — Большая Мамырь и Малая рядом — изба за избой, и волоки всюду на север речной, и дым коромыслом и дымная мгла таежною гарью повсюду легла. И время настало кормить себя хлебом — своим, не казенным, посеянным, сжатым — на этой земле мужиком-домоседом, чтоб шел он. на пашни — медведь сиволапый, чтоб всюду звенел его бойкий топор. Да зря не заманишь: — хитер осетер! И вот по царевым указам лукавым на торгах п о в с к ^ у кричат бирючи: «Земля там обильна, без пошлин и даром, и край благодатный, и сытны харчи. Идите, пашите, селитесь люднее, бросайте нужду вашу сиру и босу. Там можно не гнуть под помещиком шеи, ходить куда хочешь свободно без спросу, и пашни менять с худородных на новы, и лапти на бродни — из кожи 'обнова . . . Там вольность мужичья досель не ослабла, а беглым заступа и милость царёва, и нет крепостного холопства и тягла.