Сибирские огни, 1934, № 6

такие же люди — из мяса да кожи. И вы, голодранцы, пошли воровать, да девок и женок к себе умыкать. А где покупали с ухмылкой, с издевкой, над бедностью юрт, обнищавших в печали, — по двадцать копеек за каждую девку, по четвертаку за парнишку давали. 2 . В тайге муравейник — кипящий котел. Сунь палку — всполошится, вспенит шипуче... Так слух о казаках недобрый пошел, и слышно орда поднимается тучей смятенна и дика... И словно пчела — с тугой тетивы загудела стрела, запела навзрыд, удаляясь со стоном, чтоб жалом кремневым и комлем переным двуглавого на смерть ужалить орла. Эгей! казаки покидают зимовья, заимки, землянки, сторожки, становья, речные заездки и тропы зверовьи.. . Бегут в крепостцу, запирают ворота, и в колокол звонят,’ чтоб ночью не спать, чтоб рот не сводила с похмелья зевота, чтоб збруйные люди как воры и тать на конях не смели на них подступать, в куяках дощатых и с боем лучным, с копейным и сабельным и огневым, — чтоб смолью костры полыхали. .. И так, предавшись угарному с пьяна веселью, в осадном сиденьи тужили с неделю, и братских людей стали потчевать так. Со стен поливали смолой, кипятком, глаза посыпали им солью с песком, огонь насылали им /с ветром погожим, под ноги им бревна катали... По рожам коней их хлестали ядреной картечью, в копыта железный чеснок им кидали — рогульки с шипами из кованной стали, чтоб конские ноги кровавить, калечить... А в прорези ставили дула пищалей... Пушкарь становился с запалом обоч, закатывал ядра и порох в затравку: — где руки, где ноги, где головы прочь! И поп тут ходил под навесами плавко, гнусавил молитвы и дымом кадил, и конским хвостом из сосуда кропил водою с того помела по углам, по бревнам и павшим казачьим телам, и кликал проклятья, и смерть на орду... И тем отсиделись. Избыли беду! V. МИР НА КРОВИ. 1. И ладно зажили, богато и смирно, где землю пахали, где соли варили, копили слободки, селились общиной, и баб зазывали, чтоб станом пошире.