Сибирские огни, 1933, № 9-10

родь&ой можно обгородить. Врут, не обго- родют... Нас таких еще много по Ее Ее Эр. Ум, Селифон Абакумыч, вюе видит, умного человека не запутляшь, как карася, в сеть. Две же бараньих головы и в котел не вле- зут... Спять же, возьму, к примеру, ихнего лодыря и недоумца Погоныша. — Да разве он ровня тебе?.. Твой коллектив — мы, по разуму золотому — равные... Фроська, подслушивавшая разговор, не выдержала, открыла дверь. — Справедливые твои речи, разумные сло- ва, Егор Егорыч, — и она низко поклонилась Рыклину. — Тятенька мой ему то же самое говорит, а он мимо ушей... Селифон повернул к ней нахмуренное лицо. Фроська захлопнула дверь. Егор Егорыч точно и не заметил ихней размолвки и, не меняя тона, закончил раз- говор: — Иди! Не сумлевайся, иди! Скот твой я прокормлю. А што добудешь — меня не изо- бидишь. На честность твою я надеюсь... Егор Егорыч ушел от Селифона около по- луночи. Селифон провожал его до ворот. — Мухортко у меня в чужих руках с но- ровом, грубостей коло себя не любит, со- аовуха сходней, но она жереба. Побереги в снегу, Егор Егорыч... — Господь с тобой! — Голос Егора Его- рыча взлетел на страшную высоту. — Да што ты, Селифон Абакумыч! Да што мы — не хозяева? Што мы бездомовики? Креста на вороту не имеем? Иди! Иди в из- бу — простуДишься. Ишь как вызвездило! Иди, собирайся. В тайге теперь всякая зве- рушка, поди, выкунела, а у охотника час — год кормит, понимать это надо... — Егор Егор потряс руку Селифона и зашагал по гулкой уже от ранних заморозков зем- ле. * Мооей Анкудиныч вернулся в Черновушку • поздней осенью. В окно его увидела молодая его жена Евфалия, высокая полногрудая женщина, с большими, выпуклыми, изжелта- серыми, как у овцы, глазами. В прошлом Ев- фалия была тайной любовницей известного Светлоключанского богатея Никиты Рыль- ского. — Сокол мой! — метнулась она на двор. Мосей Анкудиныч молча слез с седла, передал ей поводья лошади, и, не заходя в дом, отправился к уставщику. — Мосей, да ты куда же? — крикнула Евфалия. — С мирской суетой повремени, жена...— громко, так, чтобы слышали стоявшие у во- рот соседки, сказал старик и пошел. Ковыляя на натруженных дальнею ездою- ногах по улице, шел он медленно, с низко опущенной головой. — Мосей Анкудйныч с богомолья вернул- ся! .. — Как перепал в дороге — стень-стенью!.. Весть о возвращении Мосея Анкудиныча с дальнего богомолья, та скитов с Черной Убы, в тот же день облетела ч деревню. Дедко Мемнон, упорно совмещавший обя- занности звоноря с должностью сельсоветс- кого сторожа, несмотря на запрещение пред- седателя совета, вскоре воровато забумкал в: колокол на звоннице. Старики, старухи, женщины и дети потек- ли в моленную. Мосей Анкудиныч, в истертом черном нан- ковом кафтане, стоял недалеко от амвона и часто падал на колени, опираясь на брошен- ную к ногам, вместо подручников, шапку. Уставщик Амос Карпыч вел службу нето- ропливо и торжественно. Мосей Анкудиныч бился лбом о половицы, при каждом покло- не взмахивая масляными, отросшими, как у схимника, волосами. Отощавший, с проступающими из-под каф тана лопатками, с горячими, все еще дегтяр- но-черными глазами, запавшими глубоко, с жестким лицом, в раме седой, желтеющей бороды, он походил на одного из угодников древнего письма. Следом за Мосеем Анкудинычем «творили земное метание» и все собравшиеся в молен- ной. Вид изможденного в пути старика, толь- ко-что выполнившего трудный поход к да- лекими потаенным 1 старообрядческим святы- ням, поднял Мосея Анкудиныча в глазах, бо- гомольцев выше самого уставщика, толсто- го, розовощекого Амоса Карпыча. Все с нетерпением ждали конца службы, а уставщик тянул и тянул. Свечи nepeJt икона- ми изгорели до подсвечников, пока Амос кончил и затушил воняющие чадом огарки. Мосей Анкудиныч повернулся к народу и молча поклонился в пояс. Старики, старухи, женщины, дети дружно • ответили ему еще более глубоким поклоном. Казалось, в полуденый зной неожиданно во- рвался в рощу ветер и, прошумев по вер- хушкам, затих. Еще в младости болезнь пронзила ут- робу мою, мир честной. И дал j i обет вос- поду в дальние скиты на поклоненье стас- каться,—тихим голосом начал старик. — И вот, поболе трех месяцев, по великим дряз- гам и мхам, где и пешему ходить с нуждою»