Сибирские огни, 1933, № 9-10

уже снова был холоден. От внезапной его перемены Тишке самому теперь захотелось ругаться самыми забористыми словами, пле- вать в злое, побитое оспою лицо Петухова. — За что ты меня вдарил, сучье вымя? За что, рябая жаба, а? — Курносенок с тру- дом сел и шарил глазами по нарам. На них ничего не было, кроме шапки Герасима Ан- др-еича. Тишка схватил ее и стал рвать зу- бами. — Брось! Брось, вори-на! — Герасим Ан- дреич подвинулся к нему. По тону Петухова Тишка понял, что он ударит его сейчас, но и не подумал бросить шапку... Все клокотало в нем. Ему казалось, что, разрывая вонючий околыш, он впивает- ся в горло врагу. Герасим Андреич вырвал у него шапку и закричал: — Ссо-би-райсь! А то убью, как тварь, и с камнем в речку... — Глаза Герасима Ан- дреича налились кровью. Тишка послушно слез с нар и, вскрики- вая от боли, стал надевать зипун. Петухов заседлал коня, привязал к седлу торбу и туяс с -медом, закинул тишкину ^интовку за спину и сел в седло. Тишка так хлопнул две-рью, что 'с крыши посыпалась земля. Стены амшаника теперь ему были уже ненавистны. Утро показалось» холодным и необычайно -ветреным. Не гля- дя на Петухова, он шагнул к воротам, но от боли в коленке присел. У навесика уви- дел суковатую березовую -палку и, дотянув- шись, схватил ее. —.Брось! Брось! — Герасим Андреич на- летел на Тишку грудью лошади. Тишка отмахнулся от коня и, не глядя -на председателя, пошел по дорожке. Почер- невшее о-т кровоподтека лицо его окамене- ло, п-алыцы заледенели на суковатом колу. Сейчас он готов был убить Петухова, вско- чить на его лошадь и уехать тайгой через 'монгольскую границу в Китай. Герасим Андреич, очевидно, почувство- вал намерения Курноеенка и попридержал коня. Потом он снял с плеча винтовку и за- рядил ее. Тишка поднимался в гору, ни ра- зу не оглянувшись на него. Вначале, когда Петухов бежал к вору с камнем в руке, его охватила страшная жаж- да мести. Н-о стоило ему лишь ударить Тиш- ку, как злоба его прошла, ему сделалось стыдно своей горячности и жаль Курноеен- ка. И обмывал ему лицо, -и нес его в амша- ник он с несвойственной ему нежностью. ' Гераоим Андреич удивился себе в эти ми- нуты. Он пытался понять свое состояние, и не мог. «Неужто потому, что артельное не жалко так, как свое? Да разори бы он хоть -одну кол-оду на прежней моей пасе- ке — убил бы».. Петухов не знал, хорошо ли, что он ут- ратил мужичью ярость оттого, что стал ар- тельщиком. А может быть причиной вне- запной его мягкости были страдания Тиш- ки? Теперь же лицо его вновь отвердело, пришло время наказать вора... Лежа на нарах с крепко зажмуренными глазами, слыша слова председателя «Кре- пись, братишка!» — Курносенок был готов -рассказать Герасиму Андреичу и что его привело -сюда, и как он переживал исклю- чение из артели. Теперь он шел, всклоко- ченный, без шапки, сильно прихрамывая, плотно стиснул зубы и негодовал за минут- ную свою слабость. «Раскис! эдакому сата- не говорить...» Он уже искренно жалел, что пасеку грабил не сам, а кто то другой, лов- ко унесший ноги. Тишка думал об этом Другом. О себе думать не хотелось. Он от- дал себя уже во власть неизбежного, как тогда, когда его везли милиционеры в го- род. И только сознание полной его невинно- сти время от времени возвращало Тишку к толыко-что происшедшему. Тогда Курно- сенок начинал улыбать-ся. Он уже представ- лял лица всех, когда расскажет им, как он караулил медведя и чуть .не убил настоя- щего вора. Шел с нарочитой медлительностью, пере- ставляя ноги. Тишка знад, что Герасим Ан- дреич торопился в деревню — 'и рассказать об-о всем случившемся, и на работу. Убор- ка хлеба у артельщик-о-в затянулась; рук не- хватало, а переспевший хлеб начинал сы- паться. Было уже около -обеда, когда показалась Черновушка. У деревни -стали попадаться мужики. Тишка шел не поднимая головы. Встречные сворачивали в сторону, пропу- скали Курноеенка, рассматривая его с таким любопытством, словно видели впервые. По- том они присоединились к Герасиму Андреи- чу. За спиной Тишка чувствовал собравшую- ся толпу. Мужики громко разговаривали о нем с такой резкой откровенностью, словно его не было впереди. Из дома Самохи Сухова вышел Егор Егорыч. «И этот туда же вот-то засикотит...» — Тишка отвернулся от него