Сибирские огни, 1933, № 9-10

ведь не одного же ради брюха и выгодно- сти только создается она... Возьми это в толк, Тихон Маркелыч... Станислав Матвеич с Тишкой вниматель- но пересмотрели все ульи, вынимая из каж- дого по одной рамке: мед дозрел. Соты бы- ли запечатаны беловатыми восковыми пе- чатями. Подошла пора «вымахивать» уро- жай. На пасеку вызвали петушат и женщин помогать вертеть медогонку. Станислав Матвеич с Тишкой выбирали из ульев по- крытые рамки и носили их в амшанник, где женщины и петушата .крутили ручку центро- фуги. Раскрученная, она гудела потревожен- ным роем. Из раскрытых, быстро вращаю- щихся сот тяжелый мед выбрызгивался на стенки медогонки с шумом, похожим на удар дождя о железную крышу. Свеже-выдолбленные бадейки, одна за дру- гой, наполнялись медом, собранным артели усилиями миллионов крылатых работниц. За лето от Станислава Матвеича многое узнал Тишка о жизни пчел. Разговор о пчеле, о вредном и полезном цветеньи трав Станислав Матвеич всегда переводил на людей, на жизнь самого Кур- носенка. Разногласие их обнаружилось не- ожиданно, как трещина на стакане. Станислав Матвеи^ рассказал Тишке тай- ну брака пчелиной матки, совершающуюся в сверкающих глубинах летнего неба с трутнем, выбранным ею из десятка тысяч, устремившихся за нею. Он об'яенил ему, почему матка поднимается для своего брач- ного действа на такую высоту, куда не за- летает и птица, могущая ее склюнуть, от- бирая -стремительным своим полетом само- го сильного «мужичка». . — Уж так у ней устроено все, Тихон Маркелыч, что распроединствекное ее брач- ное соитие должно проистекать в страшнею- щей высоте. От быстрого и долгого лету воздух раздвигает у^ ней луньку. Тогда-то и соткнется с нею трутень на один только секунд, и падает он, сердешненький, отту- да мертвый вниз головой. А уж матка пос- ле этого обсеменена на всю жизнь и начи- нает класть яйца. От рассказов о брачном полете 'матки раз- говор перешел на любовь человека. Курно- сенок сознался Станиславу Матвеичу, что к пасеке он теперь привык и не только не боится пчел, но даже и полюбил их. Толь- ко скучает по деревне, ночами думает о Вирке и подолгу не может уснуть. Старик понимающе улыбнулся. — На этом и земля держится. Жизнь - да- на, Тихон Маркелыч, на любовь и на радо- стный-труд. ( С этого и .началось. Тишка долго думал над словами пасечника и уже поздно ночью, когда они легли .спать, решительно возра- зил ему: — Не согласен я, Станислав Матвеич, с тобою! — Старик даже приподнялся на г нарах. — В чем не согласен, Тиша? — Да все в том же, Станислав Матвеич. Весь день и весь ве^ер продумал'я над тво- ими речами насчет любви пчелиной и, осо- бенно, насчет жизненного труда. Какая это, к чорту, пчелиная любовь, если, скажем, с одного разу и сайманчик напрочь, и сам вниз головой сверху канай! Ну, это там их- нег пчелиное дело, нам с этого примеры не брать, а ты, вот, насчет того, что един- ственное, значит, человеку в жизни — тру- диться, как пчеле, и от этого еще и радо- ваться, это, как говорили у нас :в двенадца- той камере: «давай ,не надо». Любиться с женчиной я понимаю и приветствую, но- чтоб чертомелить не покладая рук и от это- го радоваться, да особенно, если еще чер- томелить на чужого дядю — ни в жизнь! — Тишка отрицательно затряс головой и опус- тился на нары. И как Станислав Матвеич Ни доказывал, какие примеры ни приводил -в подтвержде- ние того, что труд не угнетает, а безделье тянет человека на всякое зло, Тишка стоял на своем. — А весштаки было бы лучше, если бы только любиться, а не работать. Ну, вот мы с тобой на пасеке и нам хорошо. Пасечный труд я не считаю за труд, потому что рабо- та около меду и сладка, и легка. А вот ес- ли лес рубить, землю копать... Нет... Ста- нислав Матвеич, я против. Против потому, что без труда веселей. Я думаю, Станислав Матвеич, что настоя- щий-то социализм наступит только тогда, когда люди дрдумаются ничего, штоисть решительно ничего, не делать, а, всего у них будет полно, да довольно и чтоб все одинаковое. Будут они себе лежать на сол- нышке, винцо всяческо-е попивать, да с ба- бами баловаться. И чтоб никаких тебе тю- рем, потом-у что никого тогда на чужое и не поманит. А без этого всегда одного на другого завидки брать будут. У тебя, ска- жем, баба молода да красива, а у меня пе- рестарок Бирка. У тебя, скажем, сапоги со. . ' j скрипом, а у меня нет, и опять, значит».