Сибирские огни, 1933, № 9-10

Артельный стаи в лугах, с навесами для лошадей, с большим, сверкающим новой крышей, сараем отменен от убогих. балага- нов единоличников, как и длинные их скир- ды от стогов чернушая. — Вот оно все! Вся жизнь передо мной, как на ладони. Ругающийся на стогу Емелька. Беспомощ- но мечущиеся внизу баба и подросток на- толкнули Селифояа на мысли о жадности Драноноски. — Ну, зачем ему понадобилось точило?— Несколько дней тому назад Селифон узнал, что Прокудкин (ближний его сосед) пере- тащил с бабкиного двора к себе даже ста- рое выщербленное точило. Он же разобрал и смежный с его двором абалдуевский за- бор и сжег. — А топлива у него на тридцать лет за- пасено! Да и разве один Омелька жаден? А Суховы, а Автом Пежин, а Мосей Анку- диныч!.. Готовы в глотку друг другу вце- питься из-за старого повода, волосяного нута... Он вспомнил, как Омелыка Прокудкин поймал «вора» и как расправился с ним. Се- лифону тогда было еще лет десять. В празд- ник они играли на берегу Черновой.* Золо- •туп ная дочка Омельки Драноноски Агашка мыла разобранный сепаратор и складывала круглые цинковые щитки один возле дру- гого. Ребята с любопытством наблюдали за разборкой машины. Ванька Мордатый, са- мый .старший и озорной из них, выкрал у Агашки о'диу деталь я спустил ее в реку. Ребята примолкли, ожидая, когда при сбор- ке Агашка обнаружит исчезнувшую часть. На водопой пригнал коров подпасок — ка- зачонок Урузбайка — и присоединился к ре- бятам. Он таращил горевшие любопытством раскосые глаза и все порывался пощупать тоненький щиток. Агашка всякий раз била его по рукам и ругалась: «Не тронь! Не тронь, говорю!» Одна -к одной она торопли- во собирала части. Ребята затаили дыха- ние, когда Агашка, еще не понимая, в чем дело, дважды безуспешно пыталась собрать отделитель сливок. Трясущимися пальцами она пересчитала щитки и тут только обна- ружила исчезновение одного. «Тя-тень- ка!» — пронзительно вскрикнула она и бро- силась к дому. Ребята разбежались, рас- прятались. На берегу, у стада остался толь- ко пастушонок Урузбайка, не понимавший по-русски ни слова. С берега уже бежал без .шапки медноголовый Омелька. Агашка пос- певала следом. — Он! Вот провалиться мне, он, тятень- ка! Испугавшийся казачонок стоял на галеш- нике, и ребятам видно было с яру, как у не- го тряслись колени. — Ой-бой! Ой-бой! — выставив вперед руки, закричал казачонок, когда Омелька схватил с земли булыжник и кинулся на него. — Сказывай! Сказывай, собака! — мужик схватил сбитого камнем с ног мальчонка за /орло. — Ой-бой! — захлебнулся криком Уруз- байка. Омелька пробежал на яр, бросив полужи- вого пастушонка на беорг*' Лежа в бурьяне, Селифон дрожал при виде озверелого Омельки. Он несколько раз порывался встать и крикнуть во весь голос: «Не он! Не он!» Но страх сковал ему язык. А через минуту Драноиоска, верхом на лошади, с веревкой в руках подскакал к ползавшему по берегу на четвереньках каза- чонку и, захлеснув петлю за ноги, прикру- тил веревку к хвосту коня. — Сказывай! — пинал -он сапогам в ску- ластое лицо пастушонка. — Сказывай, а то заезжу, как собаку! — беснрвался мужик. Но залитый кровью пастушонок только слабо шевелил руками, пытаясь освободить- ся от петли. Драноноска рысью погнал ко- ня в гору. На звоннице у моленной ударили в ко- локола: кончилась служба. Народ повалил на улицу. — Заезжу! Заезжу в остроголового! — кричал Прокудкин. Чернушане обступили ого и, узнав, в чем дело, одобрительно по- смеивались в бороды. — Зверье! Все зверье! А когда меня ве- ли в амбар!.. Единственная радость у их при несчастье с другим. Боятся только чер- тей в аду да советской власти, что по за- гребистым рукам бьет... — Бежать в леса собрались. Меня с со- бой потянули. Не бывать этому! '— Сели- фон встал. Перед н- м лежала Черновушка. На лугу копошились люди. — Для чего чертомелят они?.. Здесь, на хребте, ему стало . все ясно. Словно спала пелена с глаз, и он увидел и захлесЛгутый в стяжательной суете кресть- янский мир и широкие ворота в простор. — Неужто для того, чтобы подняться над ними, нужно было сначала трахнуться, вниз... — Селифону казалось, что только