Сибирские огни, 1933, № 9-10

нам от пасечников с подарками, чумазая твоя лупетка! Седов выхватил у Трефилки колотушку и забумкал. Со всех сторон покосного уча- стка торопливо сходились артельщики. Дмитрий взял берестяный туяс и вско- чил с ним на телегу. — К нам, товарищи артельщики, пасеч- ные .шефы с медовым поклоном. Полне- хонький! Артельщики меду были рады. Бабы на- чали варить обед, а мужики расспрашивать Тишку, как пожива у пчел и сколько нало- вил роев Станислав Матвеич. Тревога Тишки прошла. Смеясь, он рас- сказывал им, как его в первый же день употчевали пчелы, но он и ухом не повел, я теперь-то уж пчелиному обхождению научился. Рассказал и про новую рубаху, подаренную ему Станиславом 4 Матвеичем. Не сказал 'только о встрече с Акинфом Свечкиным. За обедом Тишка торжественно открыл туяс и, указывая на осотину с 'отломанным наискось краем, сказал: — И моей осотиной не погнушайтесь, то- варищи артельщики! Собственными ручень- ками из рамки выломал... * После обеда все пошли на работу. Рахим- жан со старшими петушатами — к -.маши- нам. Пестимея с Хреетиньей — на конные грабли. Погонышиха с мужиками — метать. Тишка недоуменно озирался по сторонам, не зная, что ему делать. Ему хотелось уй- ти в деревню, получить рубаху и в обнове закатиться к Вирке. Но Матрена Погоныши- ха (у которой хранились все вещи 'стари- ка) в деревню могла пойти только к ночи. Тишка злился на нее: «Сучье вымя, вер- блюд.,. Какое ей дело до человека...». Седов с Герасимом Андреичем перегляну- лись, взяли вилы и молча пошли. Курносе- нок остался на стану один. «Вам только палец всунь... Знаю я вас... И на пасеке крутись, и меду принеси...» Тишка лег и мечтательно засмотрелся на небо; «В.ирку бы суда!..» На колхозном лу- гу застрекотали сенокосилки, заззенели кон- ные грабли. Лежать Курносенок долго не мог, встал и осмотрелся. Всюду работали люди. С соч- ным джиканьем, взблёскивая на солнце ли- товками, поблизости с артельным участком, косил Акинф Овечкин с женой. Гребли близнецы Свищевы. Копнили братья Ляпу- новы, метали Рыклинские, Пежинские. У самой горы,, обкашивая крутые косогоры, горбилась с косами семья Аверьки Драно- носки. Дальше работали мосеевские бабы, казаки, нанятые попом Амосом. А еще даль- ше, к повороту реки, мужики с другого конца деревни. В полдневный зной в лугах не было слыш- но голосов птиц: они запели по тенистым кус там и, истомно раскрыв клювы, дожидались вечерней прохлады. Только пустельги неуго- монно дрожали крылышками на одном месте и быстро падали на зазевавшегося в траве, мышонка. Тишка долго смотрел на дрожащие серень- кие крестики хищников, словно подвешен- ные в воздухе на невидимые нитки. Слушал звоны машин, размеренное джиканье кос и заговорил вслух: — Жаден человек, как ястреб. Эдакая жа- рища — быка с ног валит, а им неймется. Куда только и хватают люди, а сдохнут, и пятака с собой на унесут. Хорошо бы теперь к Вирке! Окна в избе для прохлады заве- шаны... От скирды долетали выкрики копновозов. — Пойду, посмотрю, как они там... Артельщики уже сметали около половины копен, когда подошел к ним Тишка. У . н а- метанной длинной скирды (к ней Герасим Андреич приращивал новый «приметок^) крутились люди. Шум взметываемых пластов сена, всхрапы лошадей, подвозивших копны, говор артельщиков теперь уже влекли Тиш- ку. Разворошенный аромат мертвых трав кру- жил голову. Курносенка встретил Погоныш. — А ты бы, Хрен Хреиович, подремал еще часок, другой после артельного-то хлеба. Мужики засмеялись. Слова лодыря Зотей- ки и смех мужиков точно кнутом ожег Тиш- ку. Он не нашелся что ответить. Матрена Погонышиха одна подкашивала за тремя копновозами. Тяжело бегая растре- скавшимися, босыми ногами по кошенине, она и успевала подкапнивать, и подскребать растерянные клочки сена, и перекладывать, опрокинувшиеся в пути копны. Платок у Матрены с головы с'ехал на плечи, волосы растрепались, по пыльному лицу сбегал пот. Двое петушат и Нюрка — матренина АОЧ- ка, наметом, вперегонки мчались с тянущи- мися позади лошадей, как змеи, копенницами к Матрене. Погонышиха быстро подбивала граблевишем веревку вокруг копны, привя- зывала ее к гужу, и копновоз трогал. Копна словно по воде плыла, оставляя на колкой кошенине бурые следы и скрученные жгуты сена из нижнего пласта. Стройность работы чаще всего нарушал