Сибирские огни, 1933, № 9-10

Виринея Мирониха страдальчески смотре- жа на прыщеватый лик дружка, на острень- кий куличиный нос. — Показывай руки! — наливаясь злобой, взревел один из близнецов, круглоголовый, девически румяный Свищев. Курносенок попятился от него к стене и, ожидая удара, инстинктивно заслонил голо- ву. Сомнений ни у кого не оставалось: урос- шие белесой шерсткой кисти рук Тишки распухли от укусов пчел. — Где мед? — покрывая голос брата, под- ступил к Тишке второй Свищев. Близнецы ростом, схожестью лица и ок- раскою волоса были столь неразличимы, что даже мать их, еще с детства разбирала только по рубахам: Ериферий должен был ходить в серой, домотканной холщевнице, Елизарий — в «базарной», кумачевой. Поже- нили близнецов в один мясоед, и молодухи долго путали своих мужей, особенно в ба- не (в банях кержаки моются семьями. Му- жики, женщины, дети — все вместе). Не один год мучились бабы, пока не при- норовились узнавать каждая своего. Со вре- менем же так привыкли пользоваться пере- хваченным взглядом, движением брови свое- го мужика, что никогда у>}се не ошибались: — Вижу, что проработался — садись! Спать хочешь — ложись. С годами научились этому и соседи. И только в пьяном виде да под горячую руку били и правого, и виноватого: где уж в драке такие тонкости. Тишка повалился в ноги стоявшему в молчаливом напряжении Седову. Но и без вопроса младшего Свищева было все ясно: острый запах свежего меда чувствовался еще у избы Виринеи. Станислав Матвеич приподнял с печки ар- мяк Миронихи: там стояли две глиняные корчаги. В одной из них шапкой вздулось свеже-заквашенное пиво. — Батюшки! Да одна-то корчага моя! — узнал свой горшок Ериферий Свищев. — Вот ты как! — подступил он к Тишке. — Баба вчера на кол повесила корчагу носушить, Товарищ Седов, дай мне его, я ему рога сшибу.—Свищев Елизарий тороп- ливо засучивал рукава. Тишка цепко ухватился за Дмитрия и дро- жал, всхлипывая ему в колени. На пороге избы остановилась испуганная Даниловна. Седов стоял задумавшись. Пение ли Тиш- ки вызвало у него острые и волнующие вос- жоминания о прошлом, но он бессилен был остановить стремительный их бег. Дни партизанщины Дмитрий считал луч. цгими в своей жизни. Жалел ли о потере левого глаза Седов? Жалел! С одним глазом его не посылали больше в разведку: не доверяли уже дел, где нужно было «смотреть в оба». Узенькая ли спина Курносенка, русовато ли белесый его затылок, в детских завитках, напомнили ему друга его — секретаря рай- кома Михаила Быкова, хотя он и нисколько не похож на Тишку. Быков велик ростом, широк в плечах и волосом иссиня-черн. ... Мартовскую ростепель, .чуть морозную хрусткую ночь. Овраг, пихта, раздвоившаяся от одного ствола, словно человек, вставший на голову... Бухтарминский район. Предвесенье двад- цатого года. К отряду ихнему пристал сем- надцатилетний мальчик, с чудным именем: Эмилий. Партизаны звали его Милкой. И безуоостью и способностью краснеть от со- леных разговоров Милка напоминал девоч- ку-подростка. В отряде полюбили его, но, узнав, что он больше всего боится женщин, высмеивали его невинность. И помещался, и ездил он всегда с коман- диром отряда Михаилом Быковым.^ Быков закалял в нем классовую ненависть. Основ- ные силы белых откатились уже за Зайсан к' Чугучаку. Отряд Быкова вылавливал остат- ки : банд, укрывшихся в горах. Бандам уда- лось соединиться с бродившей казачьей сот- ней есаула Горбунова и окружить быюоа- ский отряд. Приходилось срочно отходить через белки козьими тропами. Вьюки были тяжелые, пленных решено было не брать. Милке командир отряда приказал «свести в овраг» пойманную молодую белогвардей- ку-шпионку. Парень увел её. Пождали час. Быков тронул Дмитрия за рукав. Ночь бы- ла лунной. Под ногами похрустывал стек- лянно-ломкий ледок. Хруст этот и сейчас от- давался еще в ушах у Дмитрия. Милка ле- жал с белогвардейкой в овраге, под раски- дистой пихтой, раздвоившейся от одного ствола. Они укрылись шинелью с головой. Обнаженные ноги женщины под луной ка- зались молочно-голубоватого цвета. Винтов- ка валялась на снегу. С Быковым они стоя- ли, прижавшись за ствол соседнего дерева. Молодая женщина безысходно и исступ- ленно ласкала безусого партизана, а маль- чишка плакал ей в лунные колени. Выстрелили они одновременно. Обратный путь Михаил молчал. И только когда они оставляли деревню, проезжая мимо оврага,