Сибирские огни, 1933, № 9-10

алтайского середняка - старовера совсем от- менное от бытия рассейского лапотника. Тамошний кулак нашему малозажиточному середняку в плечо. У нас у худенького се- реднячишка, вроде меня (Егор Егорыч до- казывал всем, что он маломощный серед- няк), четыре-пять коровушенок, да столько же рабочих лошаденок, мелочишка там раз- ная, маральничишка, пчеличёнки и так и да- лее... И выходит, что бытие нашего серед- няка кулацкое. Значит и психология жизни кулацкая. А поскольку это так, товарищи мужички, постольку подстригать крылья ну- жно нашему брату, середняку под самые «одмышки. Это же диалектика, о которой говорил нам покойничек Владимир Ильич Л е н т . И чтоб переработать психологию вашу, советская власть должна будет ме- нять наше полнопроцентное, середняцкое бытие. И, только подрубивши под корень оытие наше, психология у нас кушать зап- росит. А поскольку она запросит кушать, постольку одна нам лазейка — в колхоз. Оттуда же, кусочек нашему 6paty пока- зывать надо — ссуды /разные там, машин- ное завлечение, как зверя на приманку. С голоду наш брат и кинется. Вот тогда те- бе и суплошенная коллективизация, как в сосняке грибы — сплошь рыжики... Мудреную «агитацию» Егора Егорыча хо- рошо понимали многочисленные его сторон- ники. Ощутительней всего она была Дмит- рию Седову: артель, сколоченная два года тому назад из бедноты и трех средняцких дворов, увеличилась только на одного батрака-национала. Районный секретарь партии 'Быков (она вместе были в партизанах) разносил Седо- ва в каждом письме. И с только-что полученной почтой он сно- ва «нырнул» его в товарищеской приписке: «В Светлоключанском сельсовете коллекти- визировано уже десять процентов (хотя он и тоже сплошь раскольничий), а у теОя только пять». . , pjtoj «Читает, розорвало бы его... Жди беды, значит. Сами учим. До чего бы по нашим, чертоломным местам в жизнь своим мозгом не дошел, дак теперь, на опыте равнинных кулаков, научится...» Поджог артельного хлеба два года тому назад, порчу артельной мельницы, попытку отравить пчел — все это сейчас Дмитрий склонен был об'яснить «начитанностью» Егора Егорыча и его влиянием на богатеев деревни. «Сами вооружаем...» — оскорбленно и ало ворчал он, укладываясь на постель. А в полдень следующего же дня Стани- слав Матвеич прибежал с пасеки растерян- ный и потный: — Выломали!., улей!.. — задыхаясь от усталости, и оттого .с продолжительными перемолчками, прохрипел старик. Опасения, волновавшие Седова ночью, утром показались смешными: «Правильно делают газеты, что пишут. Пусть знают, как дуем за вредительство ихнего брата. Пусть смотрят, как с них шерсть сыпется»... Неожиданное известие Станислава Матве- ича как-то и становилось в связь с ночны- ми его размышлениями, и опровергало их: вор Тишка Курносенок был самый бедней- ший из чернушанцев. И когда Дмитрий уходил в партизаны, Курносенок сам при- нес ему наган и офицерскую шашку, укра- денные им где-то в волости. «Мне они не нужны. Бери! Может и за меня какого вра- га припекарчишь». — У него рука с клеем!! Вернулся поно- марь по амбарам служить молебны,—опра- вившись, подтвердил предположение пред- седателя Дмитрий. — Его и дозорить... Да присобачить за эдакое художество, в показательном по- рядке, годика... — Дмитрий задумался, не зная, какой определить срок наказанья во- ру. — Да обязательно в газету, чтобы дру- гим неповадно было. Пойдемте! • Из домзака Тишка Курносенок вернулся несколько дней тому назад. Накануне дос- рочки, во время прощальной беседы зазе- дывающего воспитательной частью товари- ща Марунченко, Тишка вытащил у него се- ребряный портсигар и спрятал его за голе- нище. Марунченко никому не сказал о про- делке Курносенка и досрочку к нему при- менил, но, под всякими предлогами, про- держал его в домзаке еще несколько дней. О чем говорил Тишка с Марунченко в пос- ледние вечера — заключенные не знали, но всякий раз Курносенок приходил от не- го потный, взволнованный. • «Один в деревне вор, а всему миру раз- зор да сухота. Како это дело, мужики... По приговору схода, двенадцать лет тому назад, чернушанцы выселили Тишку Курно- сенка на «Караульную сопку» и под смерт- ной угрозой запретили ему ночью прибли- жаться к деревне. Про отца Тишки Маркела (его убили му- жики за пылкую любовь к нему кержачек) рассказывали, что он был и высок, и прям,.