Сибирские огни, 1933, № 9-10

— Человек челозеку волк, — вслух уже твердил Селифон, взобравшись на поветь. Черные, Проплесневевшие «одонья» про- пахли мышами и осенней слякотью. — Ну, конечно, — заговорил Селифон во дворе с Мухорткой, — разве и мог он ина- че... Чужой ты ему, Мухортушко, значит, на тебя и тягости вдвое, значит, тебя и по уб- роду попередом. Значит, тебе одонья, а своим зеленое... Не мог он иначе... Не мог. Крутишкинская поляна, хрустящее под ногами сено, пахнущее солнцем, знойным июлем... радость, которую испытывал он, ус- тавая до зелени в глазах, и эти черные, как навоз, пласты прогсрелых одоньев, вновь разожгли злобу. — От этого, брат Мухортка, и человек подл и злоблив, что думкой он весь вокруг одного себя.... Злоба мешала думать. Селифон сжал че- решок вил и с силой всадил их в гнилые пла- сты. В дом вошел торопливо и еще с порога крикнул Фроське: , — Д^вай медовухи! Медовухи давай, по- повский выгонок! Зима проходила в тайных собраниях и сборах к переселению. Казалось, все уже было переговорено, взвешано и рассчита- но, но подходил вечер, и не было сил уси- деть дома. Места сборищ менялись. На последнем совете, .по настоянию Егора Егорыча, для «отводу глаз» решено было Никанору Се- лезневу подать заявление о вступлении в колхоз. Тогда же составили и текст заяв- ления, а Амос Карпыч написал его печат- ными, церковно-славянскими буквами. — Окромя Омельяна рачительства по хо- зяйству не ви>'.:у, — упрекал мужиков Мо- сей Анкудиныч. — Ни т опоршо го стуку у нас, ни весе- лого крику на дворах. Только и живности, што корова под ножом взмымыкает. Дога- даются. Как пить дать — догадаются. .. Я, мужики, с завтрашнего дня баню переби- рать примусь. За работой то и день скорей проходит. А ты бы, Автом Поликарпыч, живешь ты у их, надо прямо сказать, в зу- ба х , крышу бы на завозне перекрыл или прируб какой затеял. Смотрите, какая ярман- ка у них. Дзорина на двести рогатых под одну крышу заворачивают; овчарню, ска- зывают, тоже теплую опчинать хотят. .. Одним словом, широкий плант... — Куды тебе! Вошк потея по всамделиш- ному, как купцы, — Автом Пежин горько улыбнулся. — Ну, а куда я, мужики, кобеля свово дену? — допытывтлея вот уж второй вечер Емелька Драноноска. — Такого кобеля, как .мой Лыека — свет пройди... — Да прости, прости, ты меня, матушка царица небесная, — устакщик взглянул на иконы, — кто об чем... Дома рушим, хо- зяйство обжитое за двести лет на ветер пу- щаем, а он об кобеле, — Амос Карпыч зло- бно выругался. — Возьми ты его с собой, Омельян Авер- кич, все на новом месте родной собачий го- лос, — посоветовал Егор Егорыч. Но Емелька решительно запротестовал: — Штоб я, кобелю да завозный толче- ный сухарь. .. — Ты бы лучше за сыном, за комсомо- лишкой догляд покрепше имел. Предаст он и тебя, и всех н ; с с головой... — Мосей Анкудиныч погрозил Драноноске пальцем. — Спроть меня он не спикает, а увезти его силкрм увезу. Я, мужики, всю эту происшествию вперед обдумал —•• по весн^ в пасеку его упаромлю. Оттуда и возьму. Разговор об ем'елькином сыне натолкнул Егор Егорыча на новые мысли. — В нька Прокудник тому живой при- мер Никитка Свищев — второй, Костенка Недобитков — третий, да и мало ли уж у нас теперь их развелось — в виду у всей деревни. Вот почему бить супротиз колхо- зу. Мужик дурак — на выгодность зарит- ся, на машины, на легкий труд, а то в ша- лобан свой не берет, што Митька Седов да Гараська Петушонок заместо отца те- . перь им будет. А там партия, чорт, дьявол» а не отец родной, не мать повелевать деть- ми станет. Девчонки с коммунистишками спать начнут — коммуюистишков рожать. Вот где погибель. Недодумывают дурачье, што колхоз, што советска власть семью на- прочь губят... Вот чего подпустить в тол- стые лбы мужикам надо... Е ' ор Егорыч, охваченный новой идеей, бегал по горнице и стремительно развивал план борьбы. — Просвещайте всеми мерами мужика, и тут пойдет тогда такой разтирон, а зз со- браньями да за свалкой им будет не до нас... Разобьются они об эту стенку. На- счет скота тоже, — чтоб не остаться на в,иду — умную пропаганду. .. — А Есештаки кула же, мужики, я ево- дену, хотя бы и кобеля свово, как никак пять годов кормил...