Сибирские огни, 1933, № 9-10

ты испугом. Длинны* уши чутко всасыва- ют шорох ночи. На противоположном ува- ле его перепугал вырвавшийся с треском яз- под самых йог, из сцежной лунки, сине^чер- иый косач. На поляне поваленная бурей осина. Верх- ние сучья и ветки еще не завалило снегом: там жировка. Ныряющими прыжками беляк направил- ся к ней, часто останавливаясь и слушай. Тишина. Треснула от мороза пихта. Оборвалось заячье сердце, а ноги, опережая разум, уже взметнули пушистое тельце. Сучки осины, на высоте " заячьего роста, давно уже обгрызены начисто. И он лов- чится, вытягиваясь во всю длину, до терп- кой, горькой коры. Подобно искре, упал на беляка соболь. Под острыми зубами рванулся горячий род- ник одурманивающей крови. .Глупый ушан заметался, по-детски заверещал. В смертном испуге он налетал на стволы деревьев, па- дал на спину, прыгал в колючую тустель кустарника, пытаясь освободиться от врага. Но хищник прирос к шее поливаемой клей- кой заячьей кровью. Смолкло и пронзительное верещание, только чуть слышны еще всхлипы захлебы- вающейся кровью жертвы да сытое поур- киванье аскыра. Почти нетронутого зайца соболь закопал в снегу и долго катался на поляне, терся грудкой и гибкой спинкой о стволы кедров, очищая от крови щегольскую шубку. И снова тишина и предрассветная муть, только изредка треснет от мороза пихта. Утром выкатится на поляну, на лыжах, охотник, прочтет на снегу страничку таеж- ной были и бросится по следу. А где-то далеко, по отвесным крутикам, в смертном испуге, будет ткать хитрую пау- тину следов жемчужина сибирской тайги — соболь. * Такой великой сутолоки как в зиму трид- цатого года, чернушане не видели даже в горячие дни приезда к ним первого комму- ниста О-рефия Лукича Зурнина. Началось с мобилизации кулацких подвод и нарядов на возку хлеба по снежному уб- роду, через тайгу « горы, за двести километ- ров в район. В январе вышли из тайги промысловые бригады. На первом же общем собрании из- гнали из колхоза великого лодыря Зотейку Погоныша, присвоившего шкуру соболя. Грузная Матрена Погонышиха, с желтым от .мучительной бессонницы лицом, с прыга- ющими. щеками, схватила маленького Пого- ныша за грудки и встряхнула так, что у не- го лопнул в рукавах зипун. — Дорогеи товарищ! и — бросви муж, з закричала она. — Дорогие то-ва-ри-щи, послушайте ба- бу! — Матрена прошла к столу, шумно хва- тал ртом 1В03.дух. — Соболью шкурину обна- ружила я у него в штанах, .под Гашником. Вот она эта самая преступленья! — Погсгны- шиха выдернула из пазухи смятую темную, с серебристой проседью и смолисто черным хвостом, шкурку. — Головка!.. — Как вороново крылышко!.. — Вот дак цапаяул! Твою да распротвою,. твою... — замахнулся, было, Ериферий Сви- щев, но оглянулся на женщин и замолчал. Матрена с силой тряхнула шкуркой, и му- жикам показалось, что из сине-стальной с се- ребряной пробрызью хребтинки ударили ос- лепительные искры. — Темна ночь, подушка да подоплека зна- ют, дорогие мои товарищи, сколь натерпе- лась я, сколь намотала соплей «а кулак с эдаким лодырем и скрль на своем веку да на своем горбу тягости я этой вынесла, дру- гой верблюд этого не видывал. Н-.но! — рез- ко возвысила голос Матрена, — в однолич- ной жизни было одно ; а теперича, товарищи, другое. Вся деревня с меня и со всей артели смеется до надсады кишков. «Глядите, какой лодырь у их». Стыд глаза повыел... Закушу,, бывало, я губу до крови, скреплюсь сердцем и только еще пуще чертомелю... А теперь на нову-новину решился мой паскуда!.. — го- лос Погонышихи перешел в дикий крик и задрожал. К горлу подступали спазмы. — Дорогие товарищи!., отрекаюсь!.. От- рекаюсь от паразита СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ, КЛК есть я правильная членка... — Мат.ре^з за- дыхалась. — Отныне чи до века... Отре-ка- ю...сь — выдохнула она со стоном и, как подрубленная сосна, грохнулась на .пол. • Следующее собрание озшменовалорь не- обычайным выступлением комсомольца Ко- стюхи Недобиткова. Парень стоял без шапки и держал в руках письмо. Жесткие волосы торчали у него враз- мет, непокорно, как и у отца его Фомы, чо- .роткий нос, с круглыми широкими ноздрями круто вздернут, отчего, при первом взгля- де на Костю, казалось, что он четырех глаз. — Эк, сопелки-то вытаращил... Отойдите от его, бабоньки, не затянул бы в ноздрю, —