Сибирские огни, 1928, № 5

— Невеста-то... хи-хи... отравилась. — Бросьте вы эту лирику,—оказал Зуда строго.—Давайте конкретней Мне еще надо к убитому доктору на 50 строк. Он вынул блок-нот, спустил ноги и, положив блок-нот на колени, взял карандаш. Ксенофонт A-I тонович осторожно сел около него. — Я госторговский конторщик,—оказал он, опустив глаза.—Я унижен судьбою. Я сижу за конторкой, когда мое место в редакциях московских журналов. Я гениальный поэт, но не успел во-время поставить рекламу. В одно утро я проснусь знаменитостью. Неожиданно свет кроткой улыбки засиял в его глазах. Вдруг он стре- мительным движением бросил на колени груду бумаг. — Документы моей жизни. — Во-он что!—закричал Зуда, вскочив на ноги. Листы, как птицы, разлетелись по комнате. — Вы, значит, сумасшедший? Он стоял перед диваном, опять засунув руки в карманы и сердито глядя на Коенофонта Антоновича. — Два часа потеряно! Кто заплатит? Ксенофонт Антонович вытянулся и достал со стола книгу. Он раскрыл ее и вынул лист, усыпанный столбцами цифр. — Возьмите! Главное для поэта—поставить рекламу. Уитмэн сам пи- сал дифирамбы своему гению. — Баланс до рационализации и после?—спросил Зуда, перегибая лист. Ксенофонт Антонович молча кивнул. — Мерси. Вы, значит, нормальный. Дайте закурить. — Я не курю. — Ну, одолжите полтинник. Ксенофонт Антонович начал вынимать из кармана медные и серебря- ные монеты. Он пересчитал их и, ссыпав на ладонь, протянул руку Зуде. — Здесь сорок восемь копеек. В два шага Зуда вышел в коридор. Никто не закрыл за ним дверей. Ясноглазый день встретил его на крыльце. У калитки стоя та Дина в белом платье, с тоненькой, золотистой, как месяц, косой. Зуда остановился. Испуг и радость прижали его к дверям. Он стоял не двигаясь, она не оборачивалась. Он тихо сошел по ступеням и подошел к ней. — Здравствуйте. Она обернулась. У нее были большие светлые глаза. В льняных при- поднятых ресницах, открытой шее, неровной линии груди была мимолетность нежного слова, забытого сейчас же, как его скажут. — Как вы сюда попали?—'опросила она. — А вы?—сказал Зуда, не спуская с нее глаз.—Где вы были все лето? — В Сочи. Держа платье, как танцовщица, она покачивалась, став на носки. — Я думал, мы больше не увидимся,—он побрякал монетами в карма- не.—Почему вы мне не написали? — О че-о-м?—спросила она насмешливо. От обиды у него сжались губы и брови. — Что нового?—'Спросила она, опустив ресницы. — Ничего,—ответил он, подавленный, глядя себе под нога.—Вы здесь живете? — Да.