Сибирские огни, 1928, № 5

Над серой кроватью висел календарь с улыбающимся Калининым и вио- лончель в истертом чехле. В минуты усталости, когда одиночество, может быть, становилось слиш- ком явственным, Нудьга осторожно освобождал виолончель от чехла, уста- навливал ее между колен и извлекал из ее старого тела нежные гудящие звуки. Его склоненное лицо розовело от напряжения, круглая бородавка на носу становилась пунцовой, лысина начинала слезиться потом, светлые глаза теряли всю свою строгость. Это были редкие мгновения, не вписанные ни в одно из ежедневных расписаний, где жизнь Нудьги втискивалась в неумолимое количество часов и минут, отведенных на службу, еду, сон и развлечения. II. Город широко и лихорадочно строился. Нудьга помнил его первые кривые и низкорослые улицы, дерзко вре- завшиеся в темные бока тайга. Грудь с грудью сцепились люди и тайга. С визгом и стоном тяжко ва- лились с корня лохматые великаны. Каждое новое человеческое жилье упи- ралось стеклянными глазами в черный колодезь тайги. Ночами бродили по городу звери. Разоренные, они путались в свежих пнях и поднимали' острые морды, вынюхивая густые запахи смолы, сырого корья, дыма, лошадиного пота. Смолой, этой обильно пролитой таежной кровью, пахло- каждое люд- ское шгово, и чем ближе к уцелевшим зарослям, тем гуще. 1 Протекли года. Город смял, выгрыз дикую чащу лесов. Он раскинулся на освобожденной земле,—темный, жадный, многоголовый спрут. На глазах Нудьги деревенское дитя превращалось в промышленного Ги- ганта. Старые, подслеповатые домики, накрытые громоздкой шапкой крыши, стыдливо прятались в тени бетонных особняков, с плоским верхом и квадрат- ными окнами, пожиравшими узкие перешейки стен. Мрачный кусок тайги, уцелевший на окраине, заботливо огородили досчатым забором и повесил вывеску: — ГОРОДСКОЙ САД. Лохматые головки клумб переплелись с толстыми жилами корней, вы- ступивших из земли. За забором грохотала узкая и грязная фабричная ули- ца. Черные облака дыма и угольная пыль оседала на ветвях деревьев, от чего зелень казалась еще гуще и темнее. Город был полон чудес и неожиданностей. Блестящий корпус авто мир- но вставал рядом с жующим верблюдом: стеклянные глаза машины тускло отражались в огромных, равнодушных зрачках животного, прикрытых свет- лыми ветвями ресниц. Аршинная лавченка бронзового китайца умещалась рядом с раскошны- ми витринами, заваленными шелковыми принадлежностями дамского туалета. Скуластый, монументальный киргиз, в мехах и остроконечной шапке сталкивался с бледнолицым, тонконогим, изысканным смокингом. В городе не было церквей: их не успели настроить до революции. Един- ственная, куцая, деревянная церковка опустила серебряную голову перед стройным многооконным корпусом советского Исполкома. В субботний вечер Нудьга мог разрешить себе длительную прогулку. В улице гасли огни, и было похоже, что дома, один за другим, закрывают свои усталые глаза. Бледные фонари раскачивались на углах.