Сибирские огни, 1928, № 5

— Вы что, за деньги, что-ль, едете воевать, а не за революцию?.. Красивыми и злыми огнями запылали глаза красноармейцев. Отделен- ный Зиновий Фурсов, прозванный Зинкой-философом, постукал себя по заду: — Этим думаешь? Отходи, не порти воздух... Не за рив-ва-лю-цию!!. Эх, угробил, можно сказать! А это, по-твоему, за революцию, если этот са- мый стерва-казначей-то, что нам революция отдала—бабе под подол? а? Один сунет, другой, их сколько таких наберется, а мы все будем молчать. Пожалуйста, дескать, нам и не надо, мы... со своей рогожкой!... Ха!.. Мы за революцию, но и революция за нас! Понял? Конякин хотел защищаться, попробовал: — Деньга наши не пропадут, после выдадут, на фронт как приедем... — Не пропадут, а уже пропали... Еще одного супчика, может пошлют? Нет! Опасибо большое! Из нас, вот, ни один не сбежал, а казначей убег, да еще с нашим добром... С кем в/песте мы инем воевать—ты вот что нам ска- жи? Пожалуй, пока на фронт приедем—больше половины ихнего брата сде- зертирует. .. Конякин умолк Обступившая их толпа красноармейцев глухим роко- том поддержала Зинку-философа: — Как есть правильно! Красноармеец ты, командир ли или казна- чей—все должны за революцию итти в ногу! Комполка и политком говорили недолго, дали слово, что все меры к по- лучению денег будут приняты. — Казначея поймать и к стенке!—вырвался вихрь из гущи собрав- шихся. — Об этом двух мнений быть не может,—ответил комполка.—В луч- шем виде к бабушкам и дедушкам отправим. Пощады не будет. Роты разошлись успокоенные. День закончился купанием, песнями и плясками у костров. В город пошли только те немногие счастливчики!, у которых имелись кой-какие сбе- режения. Впрочем, им не завидовали. На костры и песни собралась окраин- ная молодежь и девчата. И ночь, пришедшая ласковой походкой, прикрыла заботливо своей темно-пепельной шалью не одну пару бесстрашно отклик- нувшихся на взаимные зовы сердец. А костры погасли только на заре. 4. СВЕРЖЕНИЕ НЕСГОРАЕМОГО. Утро неторопливо вызрело- в спокойный ядреный день. Красноармейцы поднялись не в раз, большинство только-только к чаю. До обеда купались, бродили по реке, околачивались на пристанях, кое-кто ушел на окраины, кое-кто в город. Десяток страстных рыболовов быстро- соорудили удочки, раздобыли нивесть где крючки и ушли удить рыбу. Компания пройдох ока- залась владельцем двух больших лодок. Они не внушали к себе никакого до- верия, но его и не требовалось: задорные сорви-головы чувствовали в них себя превосходно, совершали самые смелые рейсы на другой берег и к при- станям, дерзко вылетая навстречу волнам от пароходов. Обедали уже после -полудня, когда солнце начало вторую половину своего каждодневного пути'. С обеда и начались ожидания, разжегшие стра- сти. Подзадорили побывавшие в городе. Они рассказали о виденных горах белого хлеба, о том, что в ярмарочных рядах продаются колбасы, пареное и жареное, рыба, яблоки... После петроградских лакомств из жмых и карто- фельной шелухи—такая снедь была пределом вкуснейших явств, щекотала, дразня, аппетит. С этого и пошло.