Сибирские огни, 1928, № 5

Опять затопали на лестнице. Вернулся Рак. Он посасывал черный седеющий ус и морщил переносье, отчего его кос- матые брови, как две гусеницы, наползали одна на другую. — Влас, выйди!—приказал ротный. Неловко положив хлеб на стол, солдат нырнул в низкую дверь и от то- ропливости, не успев согнуть высокий рост, стукнулся головой о притолку. — Наступление?—дрогнувшим голосом спросил Янушевич.—Что? — Хуже,—выругался матерно Рак.—Хуже. Короткий удар! — Нашей ротой?—чернея лицом, пролепетал прапорщик. * — Вашей полуротой,—подчеркнув вашей, ответил ротный.—За конт- рольным пленным. — Быть не может! У Янушевича разом пропал аппетит. Отодвинув подальше котелок, ибо запах пищи вдруг стал возбуждать тошноту, он стал плаксиво жаловаться: — Подумайте сами, Василь Яковлевич, разве это возможно на нашем участке? Ведь они кругом в проволоке! Одного ряда не перережешь, как всех положат. Глупо же! Ну, на кой чорт из-за пары пленных жертвовать жизнью ста человек? Да и не возьмешь пленного! — Не возьмешь!—согласился ротный.—Я так и сказал: «Слушаюсь, господин полковник, но на успех не надеюсь». — Как же!—подумал прапор.—Так он и скажет, кислая каша*). Да и как скажешь: «Не верите, мол, так сами полезайте!». И опять заныл: — Значит пожил, довольно! Так сегодня и домой напишу. Вы сами, Ва- силь Яковлевич, подумайте, 'возможно ли это? Наверняка всех укокошат. — И очень просто!—пробасил Рак и вдруг, уже официально: — Однако, итти надо. Ни фика не попишешь. Дисциплина! Вам полу- роту приготовить надо. До самого конца гренадерам не велено говорить. Со- врите что-нибудь о разведке. Чего же не едите-то?—вдруг спросил он, учуяв запах жареного. — А на чорта есть, если меня самого через день черви есть будут!— злобно проворчал прапор. Он уже завидовал ротному, который сегодня из окопов, в безопасности, будет наблюдать за его вылазкой, завидовал и ненавидел его. И хохол, хитрый и умный, понял это. — Ну, так я с ' ем,—сказал он.—А насчет червяков—напрасно. Мороз теперь. До тепла в соседстве пролежите. И вдруг, словно сбрасывая личину наглого фельдфебеля.,—расплылся про- стой добродушной мужицкой улыбкой: — Да ты очень-то не расстраивайся, парень!—мягко и ласково про- басил он.—Уж я ли в таких переделках не бывал! Страшно вспомнить, как мне дались золотые погоны. А жив. Главное, до ночи еще далеко, глядишь, и передумает начальство. Как ни маловероятна была надежда на отмену приказа, но последние слова странно успокоили прапора. Человеческое сознание, как и утопающий, тоже умеет хвататься за соломинку. И Янушевич сказал: — А все-таки надо приготовить гренадеров! ашдй, ударение на последнем слоге, в старой армии называли сверхсрочных