Сибирские огни, 1928, № 5

О том, что Боровое находится в руках тунгусников, Василий Медведев узнал еще на зимовьях, когда коротал почти двухсотверстный свой путь через тайгу. Он узнал также, что эти хищники называли себя свободными золотничниками. Но не верилось, как не верилось и тому, что отца его, веч- ного слесаря, изрубили казаки и бывшие стражники в девятнадцатом трясу- чем году, когда он, Василий, ушел в партизански отряд. — Да неужели это так?—в сотый раз спрашивал он себя, лежа на нарах в квартире молотобойца Никиты Вялкина.—Неужели вся бражка ха- нула за понюх табаку? Сквозь брюшинное окно на стену казармы пробивался слабый свет. Взгляд Василия упал на висевшие двумя дорожками камосные лыжи и спиртоносную баклагу. — Неужели и Никита занялся тунгусничать? Сволочи, розини! Но тут же пришла и другая дума: — А чем виноваты они, коли голод? На зимовье также передавали, что и на руднике Баяхта почти все уцелевшие шахтеры занялись расхище- нием прииска. Вот от Никитки, лешака, ничего толком не добился. Он содрогаясь, подкрючил к животу озябшие нош. Никиту ночью полумертво-пьяного привезли 1 на нартах из какой-то дальней казармы (лошадей на приисках не было), и баба его, Настя, бывшая скотница хозяев, брякала долго языком, но ничего нельзя было понять, кто на приисках остался цел и почему они там с тунгусниками и спиртоносами? Ему вспомнился семнадцатый год, когда все пять приисков Удерской системы были рудкомом об'явлены государственными. Вспомнил, как он, девятнадцатилетний забойщик, в рядах членов рудничного комитета, под красным знаменем, с красной повязкой на левой руке и с вишневым загаром на лице,—шел к зданию главных мастерских для приветствия первого с'езда приисковых рабочих депутатов. Как затем на с'езде был избран членом руд- ничного совета. А какие речи говорились на этом первом с'езде... Какие речи! Сколько было принято решений с'ездом по поводу переустройства Борового и других приисков. — Неужели этот первый с'езд был и последним? Василий, вздрагивая от холода и тоски, снова перевернулся на живот и вздохнул, зарываясь с головою в какое-то тряпье, брошенное ему вчера Настей. — Ах, пакостники! Ах, собачья отрава! А еще рабочие, земляная сила... Прошиби их каменной стрелой! Уехать обратно—пропади они тут к чорту... В другом углу, разворашивая скрипучую осоку, заворочался, закаш- лялся Никита, и слышно было, как потянулась Настя. Рассвет сероватой струей просачивался сквозь мутные брюшинные окна. В щели простенков врывались звонкие струи ветра, наполняя казарму холодом. — Ты чего там, комиссар, хрюкаешь? Встал, что ли? И не спал, ка жись?—спросил Никита простуженным басом. Василий вскочил. Черная шапка его волос тенью зашевелилась на сте- 'не, а под сиденьем заскрипели нары. Никита тоже поднялся и, отыскивая трубку, толкнул Настю: — Эй, ты, баптиска, вставай! Чево дрыхнешь? Ставь котелок. У гостя-то, поди, в животе урчит. Мотри, ужо солнце в бок упирает. Небольшая женщина приподнялась с нар и. ворча, прошла к печи.