Сибирские огни, 1928, № 5

растягивая рот, смеялся белками' цыганских глаз и, уклоняясь от ударов, отступал в глубь Валентининой комнаты. Оба они были в спальном белье и босые. Тощая грудь Галины лихорадочно тряслась, на лице и шее выступили багровые пятна. — К сестре, негодяй!—шипела она и, ухватив венский стул, бросила его в мужа. Но Сунцов подставил руки, и стул рикошетом ударился в туалет- ный стол. По гладкому полу гулко отдались брызги разбитого зеркала. Галина бросилась на пол и задергалась в истерических судорогах. Валентина испытывала прилив жгучей обиды. Ноги ее подкашивались, а в горле застрял гневный, отчаянный крик. Она набросила на плечи олений мешок и, не глядя на брата, выбежала на двор. С пригорка был виден весь прииск. Над крышами казарм расстилался голубой дым и уходил к хребтам в тайгу. По- прииску разными тропами дви- гались люди и оттого ли, что день был теплый, или потому, что Валентина плохо слышала, их разговоры были глухи, как из-под земли. Еще не отзвенела утренняя заря. Где-то в сенях казармы рубили дрова. Звуки также тихо уходили в высь к темным вершинам горных гребней и там мягко таяли. У казармы золотничников Валентина почувствовала запах прелых стелек и жженого хлеба. Около амбаров и внутри их бабы, с кошелями на плечах, в сорочьей тревоге, осаждали Никиту Вялкина. Валентина едва поняла, что получают пайки, и тут же вздрогнула от ненавистного прикосновения чужих глаз. Чей-то насмешливый голос глухой обидой толкнул: — Недолго, барышня, на музыке брякать... Скоро в нашу компанию запишешься!.. Рваные, прокоптелые, с истрескавшимися руками и лицами, бабы плескались своей маленькой животной радостью. У них было что-то свое, непонятное ей.—«Что сталось с ними?». Многих из них она видела на баптистских моленьях, с укрощенными, как у запуганных животных, лицами, а теперь эти лица озарены воскресным светом... Из амбара, сквозь дружеские толчки баб, задевая шлемом о дверную колоду, выскочил Василий. Его рот растягивался от задорного хохота, а лицо заливалось румянцем. Отряхивая побелевшую от насевшей муки шинель, он погрозил бабам кулаком и смело шагнул к Валентине. Она как-будто теперь только пришла в себя и посторонилась, думая уступить ему дорогу. Их одинаковые глаза встретились в жгучем вопросе. Василий улыбнулся. — Здравствуйте, тов. Сунцова! Мы вас мобилизовали секретарем в наш распред. Собирайтесь с духом и выходите на работу... Республика не терпит прогулов. А грамотные люди не могут собак гонять. Он сощурил глаза и, тряхнув половой, зашагал мимо к конторе. Валентина, как прикованная, стояла на месте, и, казалось, не поняла ни слова. У амбара раздался бабий хохот, и опять тот же голос уколол глухой болью. — Берегись, барышня, военные—мастера обихаживать вашего брата... А с брюхом приходи ко мне,—сбабничаю не хуже кушерки!