Сибирские огни, 1928, № 5

Рабочие не успели занять дом, и, может быть, потому он и сохранил былую важность, чистоту и чопорность своего владельца. Но для Валентины Сунцовой этот дом с широкими итальянскими окнами, стал черным склепом почти с первого дня приезда на прииск. Вот уже два года, как она занималась одним и тем же: ела, читала, играла на пианино, проклинала, вместе с братом и невесткой, революцию и боялась большевиков. По ночам, в жутком одиночестве, припоминала разгром гимназии, где засели юнкера, смерть отца, которого она раньше ненавидела инстинктивно, и после вступления Красной армии в их город бегство в тайгу... В этот год она чувствовала недужную усталость и старческую рыхлость. Жизнь была в прошлом, она не могла найти другой жизни в обществе не- вестки и приисковых баб, так как после бесед с Яхонтовым ни во что не верила. Она только под утро задремала и проснулась поздно, с головной болью. Слегка откинув песцовое одеяло на шелковой голубой подкладке, она потяну- лась рукою за открытой книгой... Все читано и перечитано десяток раз. Валентина достала портрет. Крупное, вздохновенное дерзкой радостью лицо, и слегка прищуренные глаза под черными скобками бровей. Как-то незаметно наплывали сравнения: Чьи это глаза? Где она еще видела такие же глаза? Только почему они, «те» глаза, смотрели на нее, кажется, враждебно?.. Но и этот студент-юнкер в прошлом. Он уже не существует... Валентина встала и долго смотрела в круглое туалетное зеркало на свои полные, нетронутые ни одной морщинкой, руки и налитые, точно выто- ченные, шею и грудь. В гимназии считали ее первой красавицей и однажды, на вечеру, она была признана королевой бала. Тогда это- .придавало ей гор- дость и уверенность в себе, а теперь только усиливало- сознание своей ник- чемности. В зеркале массивными прядями отражались кудрявые черные волосы, откинутые на обе стороны и ослепительной белизны прямой пробор. Как и всегда, на -минуту залюбовалась своим лицом и блеском -глаз. Забывала, что это ее глаза, хотелось, чтоб они были чужие. Сегодня заметила, что подгл-азицы посинели и подернулись едва за- метными шелковистыми морщинками. Чувствовала, как сердце забилось чаще, а румянец щек стал бледножелтым. С досадой тряхнула кудрями и отвела глаза от зеркала. Вспомнила, что давно- уже не ухаживала за своим лицом. — Да и зачем это? Кому здесь нужно любоваться- ею?—снова за- шевелилась неотвязчивая мысль. В сознании смутно, встали бесстыдные преследования брата и бешеная ревность не-вестки. С братом она с детства не дружила, а поздн-ее, когда его исключили из реального, она старалась не встречаться и перед революцией, намеренно, не ездила в каникулы к отцу, на север. Стыдилась, когда при ней упоминали имя брата, а вот пришлось у него искать убежище... В это утро она поочередно перебрала все свои книги, альбомы и ни на чем не остановилась. От всего веяло далеким невозвратным. Все в прошлом, а настоящего и будущего—нет. Она наскоро оделась и хотела выйти на кухню. Вдруг около самых дверей ее комнаты послышались шорох и борьба. — Ты подглядывать, мерзавец! На сестру?.. К сестре?!. Окаянный!.. Маленькая Галина с изможденным лицом, как белка, скалила золотые зубы и со- сжатыми кулаками наступала на мужа. А он, в наглой улыбке