Сибирские огни, 1928, № 5

и скоро доканал ее. Учил детей... — Чему? Своему ремеслу?..—усмехнулся Василий. — О, нет! Это само собой пришло, по наследственности, что ли?! А на самом деле Евграф сбежал из шестого класса реального. — А сестра? У Яхонтова в темных орбитах вспыхнули неуловимые огоньки, и Ва- силий, заметив это, сморщил брови. — Ну, сестра—из другой оперы. Она окончила гимназию и совсем не того сорта... Эта—маркой выше обыкновенного... Может петь, философ- ствует... А вот попала в эту прорву и тоже зачичеревела. В окружении вар- начья, в попойках, в затхлости—все ржавеет. Вот и я помогал вам и сам хочу работать, но иной раз сгорает нутро, а руки связаны, и живешь только потому, что живешь!.. Развал, озверение, голодный вой! Будто с земли ушел куда-то человек, и на ней поселились другие существа, перевоплощенные чорт знает во что. Я сам судился и был сослан, как анархист-коммунист, верил, творил, ждал... Я понимаю ваше марксистское об'яснение событий и неизбежность разной там закономерности и знаю, что вы будете основа- тельно возражать, но, вот представьте, когда увидишь, как человек по-волчьи перегрызает горло за обглоданную кость своему же ближнему, то не хочется верить, что это человек. Ни религии, ни нравственности, ни со- страдания!.. Над этими шутками я смеялся, а теперь вот думаю,—что же взамен их мы дали?! Они подходили вплотную к глазеющим тусклыми огнями окнам, и слух явственно уловил глухие звуки женского хора и звуки пианино. — Вот она, чертовня,—указал пальцем Яхонтов.—День грабят, а ночью молятся, как дикари над растерзанной ими жертвой. Вот вам прогресс человеческой психологии. Табуниэм?! Нет, х у ж е ! . . Они повернули назад. С пригорка были чуть видны кисейные тени вы- ходящего из множества труб дыма. С южной стороны дохнула теплая волна, и снег почти не хрустел под ногами. В хребтах дробно, как треск медленно сваливающегося дерева, прокричала одинокая, видимо спугнутая птица. На прииске надрывисто залилась воем собака. Яхонтов вздрогнул от неожиданной хватки за руку. — Стой, брат,—почти крикнул Василий.—Бездельная эта штука—ва- ша интеллигентская бессоница. Он выкинул в воздух зажатый кулак—большой кулак с маленькую голову. Может быть, потому, что мысли Яхонтова и слова веяли таким мра- ком, или потому, что на пути стало новое препятствие, не открывшееся в первые дни появления в Боровом,—он снова, как перед боем, встрепенулся и насторожился. — Ты не враг рабочему классу—вижу тебя на аршин в земле, а этим вот рассуждением—ты становишься врагом. Зажми зубы до треску, а не выпускай таких птиц на волю. Так теперь надо. Они, незаметно для себя дошли до казармы. — Пойдем—посидим?!—позвал Василий Яхонтова, уже не волнуясь. В казарме, в дыму, как и всегда, на полу и нарах, сидели старые приискатели; но уже разговоры были не прежние. Говорил старик Качура и на полслове оборвал: — А я те говорю—двинем... С таким, как Васюха и Борис Николае- вич, можно горы спихнуть... У Качуры не было прежней землистой пелены на лице, а выцветшие гнойные глаза горели старческим тяжелым блеском. И Василий узнал в нем