Сибирские огни, 1928, № 5

Особенно хороши записанные сказки, ка- кой-нибудь способ приготовления само- дельного чая, бабушкины поверья. Язык писательницы, тот язык, на каком она го- ворила с детства, может служить образцом органического внесения областного языка в литературу. Здесь нет нарочитости, сом- нительной ценности литмонтажа из мимо- летных заметок в записной книжке, каки- ми; козыряют современные писатели, — язык Нины Смирновой всюду кажется со- вершенно естественным и единственно- возможным у ее персонажей. В этом от- ношении повести Нины Смирновой станут учебником для сибирских писателей. Нина Смирнова, как было сказано, пишет о прошлом. Единственная ее дань совре- менности—несколько сцен из гражданской войны в Сибири—очень условна. Граждан- ская война у Нины Смирновой сводится к проникновению в таежные дебри, к лесным людям, партизанских и белых (каратель- ных) отрядов. Все это служит, в сущности, исключительно для формальных целей. Нам кажется, поэтому, что Нина Смирно- ва не должна ограничиваться обычными своими темами: такое уменье видеть долж- но найти более действенное применение. Ведь, несомненно, Нина Смирнова так же хорошо видит жизнь, в которой она при- нимает живое участие. Она должна соеди- нить свой талант с революционными зада- чами этой жизни. Вивиан Итин. Очередная Вас. Каменский. Пушкин и Дантес. Ро- ман, Заккнига. Стр. 312. Ц. 2 р. 50 к. —О Пушкине написано более, чем доста- точно. Терпеливые и настойчивые пушки- нисты десятки лет исследуют каждый шаг поэта, каждую строчку, написанную им. Пушкин, как писатель и как человек, вы- явлен всесторонне. И если сейчас находят себе оправдание новые исследовательские работы о Пушкине, то только потому, что они дают что-то новое, до сих пар или неизвестное, или известное мало. Вас. Ка- менский, со свойственной ему лихостью, решил осчастливить читателей большим романом и дать нам нового Пушкина. Каким же вышел поэт в изображении Каменского? Об этом лучше всего скажет ряд цитат из романа. — «В солнечное, бирюзово-изумрудное утро воскресенья конца июня Пушкин встал, как всегда, около семи утра. Взгля- нув в окно на дивный день (после хмурой недели), наскоро выпив кофе и закусив земляничным пирогом, отправился в ку-> мачевой рубахе, взяв в руку соломенную шляпу и дубовую палку, гулять»... (стр. 49). — «На лугах, где пахло еще острее, Пушкин подходил к крестьянам-косарям, почтительно здороваясь с ними за руку, дружески разговаривал с ними о хозяй- ских делах, о разных нуждах, о предстоя- щем урожае, об обидах помещичьих, о слухах про волю крестьянскую», (стр. 51). — «Крестьяне дружили с Пушкиным, на- зывали его «молодым Сергеичем» и ис- кренно почитали его, как доброго чело- века—заступника, сосланного барской властью. К тому же Пушкин одевался по- мужицки и вел себя так простецки, что в общей группе крестьян он ничем внешне не отличался» (стр. 51). «На полдороге, в сугробах, у сосновой рощи, на высоком холме, Пушкин, будто халтура убедившись, что он один кругом, остано- вился, глубоко вздыхая. Подумал: а там бунт... восстание- стрельба... кровь борьбы... друзья в мя- теже... может быть, умирают за свободу, добывая жизнью общее счастье..., а я здесь, не среди мятежников... Пушкин бегом рванулся домой, обуре- ваемый одной пламенной мыслью: гнать скорей туда... Радионовна встретила атакой же| но- востью... — Знаю, знаю, матушка,—трепетал раз- горяченный изгнанник, почуяв кровь мя- тежа,—хочу знать... туда... на помощь.... — Стой-ко, неуимошный,—забеспокои- лась Радионовна,—не лучше ли до утра обождать. Утро вечера мудренее»... (стр. 59). Пушкин не поехал. Вот описание пребывания Пушкина в Москве. «Собрались ехать в театр. В театре ге- роя дня ждал небывалый прием»... «едва Пушкин появился в партере театра... всюду молнией радости облетело жгучее слово:— Пушкин! Пушкин! здесь! Вот-он—Пуш- кин! Густая толпа восторженным потоком хлынула в партер к Пушкину, вонзив тор- жествующие взгляды на освобожденного гения»... (стр. 92). — «С верхних ярусов гроздьями вино- града нависали кучи зеленой, сияющей молодежи, устремив лучи васильковых глаз, будто к солнцу, к любимейшему Пушкину» (стр. 92). «И вдруг, как гром, грянули горячие аплодисменты, раскаленно возрастая. Перекрестный огонь восхищенных воз- гласов слился в один буревой восторг:— Пушкин! Пушкин! Пушкин!» (стр. 92). — «Мощная, неслыханная встреча, раз- лившаяся океаном восторгов во славу Пушкина, надолго задержала начало спек- такля, пока ярые, бурные рукоплескания и