Сибирские огни, 1928, № 2

ЗОЛО ТЫЕ ТРОПЫ — Бить его, пока пить не запросит! — Постой! Обыскать его сначала. В карманах и сумке Ухастого нашли пятнадцать сухарей. — Ах ты, сука-сука!—кричал Сыч, потрясая кулаком перед Кирысиным носом.—Это ты, сволота, на Чаре еще утаил, подлюга! — Сейчас дух из тебя вышибем! Егоза размахнулся и ударил сзади Ухастого по шее. Он качнулся, но встретил кулак Самохи. Кирьку избили до бесчувствия и оставили лежать на снегу. — Баста! Сухари теперь я понесу. Сам выдавать буду,— вытер снегом окровавленные руки Самоха и бережно уложил в свою сумку тринадцать су­ харей.—А это нам на похлебку,—добавил он, бросая два сухаря в котелок. V. К утру костер догорел. Самоха проснулся от холода, пробравшегося в отсыревшую одежду. В сумраке рассвета снег был синим, а пихты черными, и на востоке небо чуть-чуть розовело. У костра темнели два тела товарищей. Страшная догадка обожгла Самоху. От затылка к ногам поползла горя­ чая волна. Он кинулся к сумке с сухарями. Сумки не было. Не было и одного ружья. — Вставай! Ушел Кирька! Вскочившие золотоискатели вместе с Самохой смотрели на след, проло­ женный к югу. С этим следом ушел хлеб и два патрона. — На Андреевский, сволочи, ударились!—злобно заметил Кешка. — Не выйдут. Подохнут в тайге,—жестко отозвался Сыч. — Так и надо. Собакам собачья смерть. — Догонять надо,—сказал Егоза, берясь за ружье. — Чего догонять! Из-за десятка сухарей на сволочей заряды тратить будем?—остановил его Самоха.—Итти надо, пока снег неглубокий. Может, изюбрь попадет. Потянулись длинные страшные дни. Через тайгу по снегу брели трое лю­ дей. Они шли спотыкаясь, наклонившись вперед. Ноги в изорванных сапогах скоро замерзали. Приходилось часто останавливаться и разводить огонь. Зо­ лотоискателей ни на минуту не покидало сознание того, что они голодны, и мысли все чаще и чаще возвращались к сухарям, украденным Кирькой. Первые два дня после бегства товарищей они шли, срывая по пути с ку­ стов темно-синие, похожие на чернослив, медвежьи ягоды. Кисловатые и горь­ кие они обманывали желудок, но вскоре начиналась мучительная рвота. На привалах ползали по снегу, разгребали его руками и жадно, горстями рвали и ели холодную темно-бордовую бруснику. От этого голод не утихал; и рот де­ лался болезненно раздражительным. Два дня после того, как они остались трое, их мучило непреодолимое желание есть. Это был острый голод. Было похоже, что в желудке сидит кто- то большой и сосет. На третий день голод утих, но в животе начались силь­ ные боли. Тогда был истрачен один патрон. Когда они тихо брели, смотря в землю и еще больше наклоняясь вперед, Самоха внезапно остановился. Прямо перед ним, в пятидесяти шагах, под оси­ ной на задних лапах сидел заяц, приподняв одно ухо. Люди замерли, боясь дышать. — Кешка... Стреляй,— чуть слышно прошептал Сыч, не спуская глаз с зайца.