Сибирские огни, 1927, № 3

Машина вылечилась скоро, С тех пор приказано ходить Ей с бронированным мотором, Дабы живой и целой быть. Виновники проказы дивной На суд, без шапок и скорбя, Явились с головой повинной... Так люди сами бьют себя! Да! в нашем городе воспетом Была диковинкой три дня, Война машины с человеком, Да жаль, там не было меня! VI. На рубеже времен. Я вижу город мой родимый. Он седовлас и в землю врос. Его преданья мной хранимы, Как локон девичьих волос. На старости и он спокойней... Спи, греховодник мой, пока Не покосились колокольни И вспять не тронулась река. Скажи, чем ты сегодня боек, Чем удивить меня готов: Иль бубенцами русских троек, Иль песней дедов и отцов? Иль ямщики тебе отпели, Иль воздух молодостью пьян? Припоминаю еле-еле Чернобородых каторжан. Не сожалея и не плача, Не жди ты в старине утех. Такая жизнь была собачья, И вспоминать порою грех! Ты погляди, дивясь, на лица Кудрявых юношей и дев. Старик, нельзя-ль помолодиться, Глухую дряхлость одолев? Знай, не прошел тебя помимо Наш век ликующий,—пойми; Тебя, седого нелюдима, Подымем сами от земли. Дадим тебе огня и света, Но чтоб на сотни верст вокруг