Сибирские огни, 1927, № 3

Тунгус посадил меня на нары, сам сел напротив, обседлав чурку, и за­ говорил о коммунизме, о боге, о кооперации. Он говорит страстно, размахивает руками, задает вопросы и сам же на них отвечает, как Цицерон. — Небо на чем стоит?—спрашивает меня тунгус, и пока я собираюсь ответить, кричит: — На воздухе! — А земля. — На воздухе. — А воздух кто* пускает? — От испарения! — Хорошо. Лесина вверх корнями не растет? — Нет. — Из сора дерево не растет? — Нет. — Дом строим не на боку, а вверх крышей. Коммуниста хотят, чтобы Есе жили вместе. Но разве в одном доме чужие люди могут жить? Вот в де­ ревне у русских была артель, развалилась,— перепутали жен. Надо жить от­ дельно', а работать вместе, тогда будет хорошо. Это я понимаю, что ко­ операция. Тогда я оказал: — Коммунисты тоже считают, что работать надо вместе, а жен пере­ путывать нельзя. В вашей артели были худые коммунисты. Коммунизмом называется хорошая кооперация. — Это верно,—сказал тунгус. Потом подумал и добавил: — Только ты, однако, врешь? Давай пока попьем чаю. Роздых в деревне. Как приятно после долгих скитаний по бездорожьям тайги снова попасть в деревню! Жадно глотаешь запах утреннего дыма. Высокая женщина стынет на рундуке, внимательно озирая незнакомцев. Псы' добросовестно гавкают, но ясно, что они делают это больше для очистки совести. На февральском солно­ пеке пыхтит корова. Сосредоточенно и несколько грустно1она распускает слюни сладкой жвачки. Целый день мы чистимся, паримся в черной бане, раскаленной добела. А потом, в сутемень,—светлая горница, бересклет по окнам и широкий шум самовара, и беседа длинная, торжественная. Ее важно ведет хозяин, горбоносый старик. В его неторопливой повадке разглаживать бороду еще теплится сдержанное прекраснодушие великорус­ ского племени, поглощенного аэиатцами. Как удивительно, что за 200 лет невероятных кровосмешений, окру­ женный плотной стеной чужеродцев, имых хозяйственных навыков, иного язы­ ка и веры, этот человек, проиграв судьбе все кости, меченные белым, не по­ пустился, однако, суете праотеческих традиций. Забравшись в болота и мари тайги, он прилежно и почти героически пашет землю, понуждая этот промозглый холодный суглинок рожать— вопре­ ки ранним заморозкам, неизбежным на высоте 1.000 метров над уровнем моря.