Сибирские огни, 1927, № 3

66 — ...все яйца сожрали, три стога лошадям стравили! Это дело? Ну?! Бабушка положила ложку, спокойно перекрестилась и схлестнулась по­ ругаться: — ...винных и невинных плетью стегают? ...парней силком в окоп уводют... кто? Белократы, сучий их потрох! Да с чего тут спорить? Он ослеп што-ли, хозяин? А для нее—вот!—на ла­ дони все расписано! Розняла их хозяйка, полнолицая, беременная баба. Она ласково охва­ тила Петровну за плечи и, подталкивая ее всем своим горячим телом, повела в просторную горничку спать: — ...ложись, касатка! А уж постелила я тебе мягко—и-и!.. Петровна стала разбираться, откручивать онучи... — ...вот баба и говорит: а ты не больно разбирайся, касатка, обумши- то лучче, к дальней дороге... Говорит умильно, на душе стало легше, легла я и как провалилась, сон крепкий... А ночью, не думала, не гадала,—шасть ста­ роста, с нем сыны хозяйские и еще мужики. Где ваш документ? Я глаза про­ терла, виду не подаю, а у самой сердце покатилось:—Чево вам надо? Я челэк прохожий!.. — А про ленты пустые сказывала? — Вёлено арестовать! Подняли Петровну, повели. Хозяин стоит, почесывается, отвернулся. Сыны шепчутся со старостой... так вот, кто донес! Хозяйка тут же, вся в улыбочке, в смешке, живот колыхается: — То-то, касатка, обуваться-те лишний разок не пришлось? — А ты молчи, сучье твое брюхо, прорваться те ране сроку! V. Доставили Петровну в Правление, написали там бумаги и повели даль­ ше, к конвою. Конвоем служил маленький, молчаливый, волосатый мужичон- ко. Возил он больше арестованных баб, и единственным признаком его вла­ сти была большая кожаная папка. Мужичонке передали приказ: вести бабу пешком, а самому оседлать лошадь. — ...я—шкандалить,— на дворе проливной дождь, дорога—песок один, тут и ноги не вытащишь! А конвой проходит мимо меня и шепчет: молчи, поедем! Хороший, видно, человек... Ну, староста ушел, конвой накормил меня кислым молоком,— вот уж и видно, от души! Бабе велел лепешек напеччи и пошел запрягать. Едем мы с ним, заря занялась, дождь накрапывает, а он и говорит: только и вожу по той притчине, что в Кутор-Логе у меня родители проживают... им везу лепешки...—Д-милая душа, разь в Кутор-Лог? Меня- то?— А куда же? ...н-ну, и разговорились мы с ним, обсказала я, как и што, и поплакала. Душевный человек! В Кутор-Логе конвой завез Петровну к своим старикам, досыта напоил чаем, а потом взял папку, сделал строгое лицо и повел ее в кутузку. В кутузке их встретил заспанный сторож и с первых слов поднял на-смех: — Мил человек, дак теперя как я ее приму? Рестовали ее белый? — Белый. — А тут—красный... с зарей' красный вошли. — Ну? — Ну и ну.