Сибирские огни, 1927, № 3

Вспомнила Гальку, которая няньчила светловолосую Ленку с прозрач­ ным золотушным лицом. — Галька сама еще маленькая. Дунька ее на колени все сажала. Но вдруг толстое Дунькино лицо с загнутым вниз носом ударилось в ее сознание, и мгновенно отчаянная, стремительная надежда искромсала Оньки- но тело. Опустив руки, она прижалась к стене. Из Дунькиных дверей выходила женщина, накрытая шалью. Дунька, склонив голову, как голубь, провожала ее через сенки, и она, пошатываясь, шла через двор, оставляя на снегу неверные следы. Онька тихо пошла на койку. — Петьке ни-че-го не скажу-у. ❖❖❖ Утро в лисьей шубе каталось на саночках. Онька сидела под окном на скрипучем диване и следила за Дунькой, плавающей по комнате. Дунька прогромыхала тазом и остановилась, подняв голову, как гусыня. — Ты разбирайся, Оничка. Жидкое тело обтекало с нее. Она достала из-под пышной сальной подушки большой денежный ко ­ шель торговки и начала рыться в нем. — Да скорей ты,—крикнула Онька,—душу вымотала! — А ты не торопи меня, Оничка. Я ведь старенькая, я ведь старушка. Онька рванула завязку, спустила юбку. — Гляди, не умори. Петька тебя задушит. — Не бойсь, девушка. Не ты первая, не ты последняя. Зад-то спусти пониже, зад пущай свисает. Онька закрыла глаза, почувствовав жесткие руки, ощупывающие ее. Дикая боль сразу рванула тело. Онька вытаращила глаза и стукнула зубам; — Ты не кричи,—опередила Дунька,—жильцы услышат. Пока она говорила, Онька передохнула, но неумолимая боль опять впилась в нее. — Умру,— проскрежетала Онька. И вдруг ей показалось, что она услышала едва уловимый сверля­ щий звук. Тупая пила ворочялась внутри ее, разрывая мясо. — Кричи уж, а то сомлеешь. Но Онька потеряла сознание. Она открыла глаза, почувствовав на лбу мокрую тряпку. Ныли плечи, спина, рубашка была в крови. На полу стоял таз с темными сгустками, и клеенка на диване была сыра от крови. Дунька шарашилась около рукомойки. — Кровь,—сказала Онька. — Лежи,— спокойно ответила старуха,— полежать надо. Пьяная легкота подымала тело. Мысли плыли легкие, поверх головы. Углы комнаты заволакивались зеленью тумана. — Что это с тебя хлыщет и хлыщет, как с барана,— откуда-то издали сказала Дунька. Она сходила на двор и принесла снегу в чашке. — Поворотись-ка,— проговорила она, подходя к дивану, но Онька оста­ лась неподвижной.