Сибирские огни, 1927, № 3

Он откинулся к стене, пристально глядя на Оньку. Потом притянул ее к себе и пригладил кудлатую черную голову. — Я же тебя не брошу, чего ты напугалась? Онька подняла на него удивленные глаза. — Что ж, что не бросишь, ребенок-то все-равно родится. — Ну, что ж? — А я не хочу. Мне что с ним делать? Из-за того и плачу. Она опять всхлипнула. Гребенщик лег на койку и сложил ноги на спинку. — Не ожидал я от тебя подобных глуп ост ев. Ты что, не знала из-за чего дети родятся? Онька вскочила перед ним, подбоченясь, и затрясла растрепанными кудрями. — Бессовестный, бессовестный! Ты в Москву поедешь, а мне тут с ре­ бенком мучиться? С тебя все, как с гуся вода, а я—отвечай за все! — Онька,— тихо сказал Гребенщик, — я ж не виноват. Все бабы рожают. — Я тебе не баба, я равная с тобой. — Он может к зиме-то уж вырастет маленько? — Дурак!— улыбнулась Онька через слезы,—он к зиме только что родится. Они сидели молча. В коридоре хлопнула дверь, и холодная волна дока­ тилась до их ног. — Что же теперь делать?— спросил он.—Ты, што-ли, не поедешь? — Поезжай один,—сказала Онька чуть слышно,—-а я на будущий год. Они не смели оборвать молчания. Только когда скрипнула дверь и во­ шел хозяйский сын— черноглазик Ивашка—они взглянули друг на друга. Онька посадила Ивашку на колени. — Когда тебя еще не было,—сказал Гребенщик,—он утром ко мне спать приходил. Они больше не говорили о ребенке, только уже в постели, когда Онька погасила свет, Гребенщик спросил шепотом: — А он может умрет сразу? — Нет, если родится, пускай уж живет. Она вздохнула и прижалась к нему. — На тебя будет похож, беленький. — Лучше на тебя—ты красивей. Если родится черненький, назо­ вем Жук? —■ Что он—собака, что ли? Октябрь назовем или Май. — Ну уж тоже, все месяца собрала. Январь назови. — Дурак. Гребенщик уснул. Онька лежала на спине с открытыми глазами, и меч­ та ли, сон качали ее на руках. Белой тенью плавало окно, незнаемой нежностью зацветала Онька и, вздыхая, зажимала сердце. За стеною спал черноглазик Ивашка, выросший из своей зыбки. Когда- то его мать была молодой девчонкой, любила Ивашкиного отца и боялась целовать его. Онька слезла с постели и, подойдя к зыбке, качнула ее. — У моего такая же будет.