Сибирские огни, 1927, № 3

— Что еще пялиться пойдем? И так ладно. — Сестренка у тебя хорошая. Чистый галченок. В Москву ее возьмем. — Не влюбись, гляди! Ее волосы метнулись темным вихрем. Любовь остановила на них искро­ метные глаза. В конце недели Васька Логинов, секретарь ячейки, парень проныра, сказал Оньке после собрания: — Если у тебя с работой чересчур туго, что видно из твоего заявле- ния,—выход есть. Иди, навялься в редакцию заметки писать. Онька свесила с подоконника ноги и присвистнула. — Иди тьг к чорту. Кто меня возьмет? Сопли ихним барышням утирать, что-ли? Он вспрыгнул и сел рядом. — Не бузи, Онька! Говорю, имея наглядный опыт. Степку Козырева знала? Газет в руки не брал. Переехал к ним фельетонист—сбил! По 40 руб­ лей теперь зашибает. Репортер. Я бьг сам, да время нет. — Не лапайся. Я ведь писать не умею. — И все не умеют. У нас город провинциальный, поэтов нету. Самый знаменитый Пэрч—Митька Сахаров. Да он про любовь пишет больше. Бес­ классовая лирика. Мой совет—крой! — Мне что, я пойду. Здание, в котором помещалась редакция, стояло на главной улице. Онь- ка побежала по- лестнице, размахивая кепкой. В большой, светлой комнате стены были заплатаны плакатами. К полу приросли столы с людьми. Столы переговаривались и покрикивали. Один пел: — О. баядера, твой пленительный взор... В углу щелкал ремингтон, придавив к стене блеклую, в грязно-желтых кудрях,, девицу. У окна ругалось двое мальчишек в клетчатых кепи. Подойдя ближе, Онька поняла, что они читают стихи. Она дернула одного за рукав. — Где редактор? Клетчатые замолчали, вскинулись, приценились и разулыбались. •—• Обернитесь назад себя и увидите, что- надо. — Вот дурачье,—сказала Онька, но1, повернувшись, увидела дверь с бе­ лой дощечкой: Кабинет редактора. Он не поднял головы, когда стукнула деерь. Сидел в кресле, толстый, густоволосый, задумчивый и глядел на стол. Онька выхватила из-под стола стул и села против него. — Я хочу быть репортером. Он посмотрел на нее через стол.