Сибирские огни, 1927, № 3
Хмурый вечер шебуршился в углу. Они сидели в молчаливом раздумьи. Онька подперла коленями голову. Выл ветер. — Завтра надо уйти и некуда. На ячейке ребятам скажу. •— Холодно. Онька вылезла из немилого логова и развела огонь под плитой. Ветер рвал веселые огневые лохмотья и пел гулливую песню. — Иди, грейся. * Онька заторопилась и пришла рано. Ребята и девчонки гуляли в тем ном коридоре. Смех звенел и падал. Ворошились разговоры. За дверями в культуголке горел свет. Гребенщик читал стенгаз. Они увидели друг друга. — Ты что в субботу не пришла? Счастливая Онькина улыбка потопила Гребенщикове сердце. Они смяли пышный стенгаз. И по легким волнам, как оброненные весла, уплыли горести. Стояли, пока не пришел комсомолец Маханьков. — Будет амурничать. Идите в читалку. — Началось разве?—вытянула Онька губы. — А то нет? Подперли стенку. Васька видел, как вы целуетесь, да по стыдился войти. Втроем они пошли по коридору. На скамейке в белом дроглом бульваре с редкими прохожими Гребен щик сказал. — Чего тебе квартиру искать— не пойму. Переходи сегодня же ко мне. А работу найдешь. Он за шею пригнул ее к себе. — Пойдешь? — Не рви голову-то. — Говори! —- Погляжу еще. Он выпустил ее. Быстрое кольцо рук схватило его шею. — Напугался? — Мы только тех пугаемся, с которыми отгуляли. Она толкнула его. — Жиган! Он легко перескочил через скамейку и сел рядом, лицом навстречу. — Не сердись, Оничка. Покорны были Онькины горячие губы. Она оторвалась первая, надвинула на глаза кепку и спрятала руки в карманы. —- Деньги у тебя есть? —- Есть рубль-целковый. А тебе что? — Есть хочу. Горилла, чорт прозеленелый, хлеб под замок убрал. — Ладно, пошли. Они пришли в тесную, заплеванную пивную. Плоский, желтый китаец в туфлях отделился от стены и подошел к ним. — Онька, щи будешь?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2