Сибирские огни, 1927, № 3

Рассказ о любви. Евгения Анучина. Если ты меня спросишь, какая профессия самая лучшая, я не задумы­ ваясь отвечу— почтальона. Его все любят, ему все улыбаются. Даже когда он проходит, не остана вливаясь около твоей калитки, ты не ругаешься, боясь прогневить могуще­ ственное божество. И Онька голубым морозным утренником улыбнулась почтальону, мет­ нув бровями. Она схватила письмо, убежала в каморку, где лежала больная мать под дряхленьким одеялом, и у близорукого окна разорвала конверт. Товарищ Елочкина ! Сегодня вернулся из подшефной деревни п в школе тебя не застал. Занеси , будь добра, дела ячейки М О П Р ‘а. Делаю отчет на комсомольском собрании. Петр Гребенщик. Онька повертела его- в недоумелых пальцах, смяла и бросила на пол. Письмо лежало на полу и обидно походило на нежное, какое она мечтала по ­ лучить от Гребенщика. — Расписался, чорт дурацкий! Заломил фасон, зайти не может. Горько подперла смуглую щеку, вспоминая, как Гребенщик ни разу не подсел на собрании или уроке, а если случалось быть рядом,—отодвигался, стараясь не прикоснуться. — Нарочно не пойду. Жди-пожди. А в пять часов,—в пять начинались уроки,—Онька растрепала перед зеркальным осколком кудри и заломила на затылок кепку с проломленным козырьком. Хрусткими зимними тротуарами она бежала навстречу ветру. Моя милка тоненька. Как аржана соломинка. Эх, Онька, аржана соломинка! Не гнись, не гнись от ветру! Редкие витрины пучились на нее. Налету видела модные туфли рядом с кусками желтого1мыла. Сердилась на больную мать, из-за которой пришлось оставить работу в аптеке, и заку­ сывала губу.