Сибирские огни, 1927, № 3

Она плачет долго. Устав от плача, она приподнимается, вытирает за­ плаканное лицо, тупо отдыхает. Потом снова плачет и снова вытирает лицо. И так несколько раз. Позже, взглянув на окна, в которые светился яркий зимний день, она решительно встряхивается, вытирает в последний раз слезы и идет к руко­ мойнику, который, серебряно позвякивая, роняет тусклые капли в темную ло­ хань. Она подставляет заплаканное, горячее лицо под жидкую струю ледяной воды. Тщательно, долго и старательно смывает она с себя слезы. Позже, когда крестная возвращается домой, Ксения домовито и бодро уходит прибрать лошадь. Во дворе она задерживается дольше, чем надо. Во дворе вокруг нее весело двигается Пестрый. Она останавливается среди двора, опустив руки, стоит недвижно, гладит поверх забора, слушает. А слу- шать-то и нечего: над деревней стылой пеленою в тишине и задумчивости протянулся солнечный мороз над крышами; сверля эту пелену, вьются дымные спирали; над тихими домами беззвучно пляшут бесчисленные искры изморози. И только легкое взвизгиванье Пестрого, который урчит от радости, от умиления, от преданности,— рвет прочную уютную, ласкающую тишину. Ксения возвращается в избу. Крестная развязывает покупки, сделанные на станции, и, не глядя на Ксению, говорит: — Павел-то такой уж сумный был... всю дорогу... На последях гово­ рит: пущай Ксения на меня, говорит, сердца не доржит... Виноватый я пред ей, сознаю... — Ладно! Будет!—перебивает Ксения. Это дело уже прошедшее. Это­ му делу, крестная, возврату нет... А что про вину... так незнаемое, кто вино­ ватей... Моя бабья глупость... Сама знаю... Конец 1-й части. (2-я часть повести—в следующем №).