Сибирские огни, 1927, № 3

— С’едят они меня—озабоченно говорит он.—Отступилась бы ты, Ксения! — Я не отступлюсь!.. Лицо у Ксении гневно пылает. 29. У крестной, у Арины Васильевны, годы выели лучистый цвет в глазах. Под старушечьим, под темным, к самым бровям подвязанным платком, ба­ бий ум, жизнью выутюженный, ворочает скупо и неподатливо привычные и медленные мысли. Крестная, Арина Васильевна, медленно, но надежно скопила в себе мудрость жизни. От просторных полевых дней, от длинных зимних ночей, от радости дев.-.ческой, от вдовства, от бездетности, от всех дней ее, медленно и мерно катавшихся от паскотины к паско-тине, от всего бытия ее пришла и осела эта мудрость. И был среди неописанных законов мудрости этой один первейший закон: — А как люди? А что люди скажут? Поэтому пока Ксения и Павел мытарятся с устроением жизни своей, пока ведут они нудные беседы в сельсовете, крестная обегает соседей, подру жек своих, таких же вот, как она, с такими же погасшими глазами старух, слушает, впитывает в себя услышанное, огорчается, вздыхает, даже плачет. А соседки собирают деревенские, нехитрые новости, сплетают молву, тычут ею Арине Васильевне в глаза, ранят ею: — Мужики шибко на Ксенку твою злобятся! Ширится она, до земли добирается. Мужики говорят: она кою пору шлялась по чужим людям незна­ мо где, а теперь пай себе хороший требовает, это не порядок!.. — И ешо, девонька: парня, говорят, прикормила себе, а парень-то без­ законный, в белых войсках воевал. Таких, сказывают, всех скровь пристре­ ливали, а он уцелел. Нехорошо, мол, может в уезде дурная слава про наше село пойти.. Не даром тот-то приезжал, который оногдысь, комиссар, от Ксенки-то откачнулся, парня ее увидав... Ох, плохо'! Плохо, девка, крестница твоя поступает. Не по правилу... С миром шуметь собирается... А у мира и то сколь суеты с камунистами да с камиссарами... — Ей бы, Васильевна, смириться бы... Отпустила бы она мужика-то, Павла. Разве1не нашла бы она своей судьбы поближе где?.. — Это ничо, что- лицо порченное у нее. Кои мужики есть, что и не глядят, какая баба: лишь бы хозяйка была да покорливая... — Ну, Ксенка-то как раз и не покорливая!.. Арина Васильевна слушает, вздыхает и огорчается: — Какая же людям забота, что девка судьбу свою приглядела? Никого- то они не трогают, никому-то поперек дороги не стоят... Ну, дали бы пай хрестьянский, пущай бы робят... Какая кому беда?.. — Беда не беда, а, вишь, говорят: зачем землю в чужие руки отда­ вать, когда ее своим-то в волю не хватает? — А мы разве чужие?—негодует Арина Васильевна. — Про вас, Васильевна, речи нет. А вот мужик-то,—он, конечно, чу­ жой, в роде самохода. — Он обчеству ничем не заслужил, чтоб на землю садиться. — Он, бать, заслужит!— у Арины Васильевны вспыхивает надежда.— Он, девоньки, тихий да обходительный. Он заслужит. — Ну, это еще когда будет!.. И кто-то постарше, мудрее других, покрывая властно и решительно бабий, старушечий говор, обрывает сомнения Арины Васильевны, крестной: