Сибирские огни, 1927, № 3
— Тебе, Коненкина, беспокоиться зря не следует... Дело решенное... Взяла ты в дом чужого человека, не общественник он наш. Нам землю раз брасывать зря тоже не приходится... — Нам обчеству земли нехватка, а не то, что чужим!—хмурится пред седатель. — Я, что ли, чужая?—звенит обидою и гневом Ксеньии голос.—Я урож денная здешняя! У меня земля родительская. А теперь урезали мне пай без винно. Я Павла в дом беру, он обчеству работник будет... Почему перечите? — Работников у нас своих хватит,—загорается председатель.—В земле у нас нехватка, а ты чужих приваживаешь... Не может тебе обчество в етим потакать. Ксения тяжело дышит. Лицо горит у нее. Пуще всего горит та сторона, где зияет шрам. — Я себе вольна судьбу свою выбирать!—гневно говорит Ксения—об честву какое дело до моей доли? Секретарь насмешливо скалит зубы и хихикает. — Обчеству, конечно, будто и нет никакого до этого дела. Но, между прочим, сказано1уж председателем, что землю зря распёхивать не приходится, и добавить к этому нужно, что не каждого-всякого приходящего в общество примать следует... К примеру, вот и мужика твоего1, Павла Гаврилова... — На каком основании?—бледнея спрашивает Павел:—Я человек чистый. — Как сказать,—пожимает плечами секретарь:—с одной стороны, если поглядеть, так, может быть, чистый, ну, а с другой— выходит и не так... — Егор Никанорыч!—^вскипает Ксения и порывается к председателю.— Что же это такое? Пошто вы над мужиком измываетесь? Он человек без винный... — Погоди, Ксения!—мягко отстраняет ее Павел.—Не горячись. За мной вины теперь никакой нет. Слышите,—-обращается он к председателю и к се кретарю,—я теперь вольный человек. Что было, то было. Зачем же две шку ры драть? Егор Никанорыч отводит глаза в сторону и туго говорит: — Двух шкур с тебя, человек, никто не дерет. Ну, а насчет того... ка саемо земли и чтоб тебе приписаться к обчеству, то согласия нашего на то не может быть... Это, брат, как припечатано... Конечно, жалко Ксению, наша она, верхоеланская, доморощенная. А все-таки было бы тебе, Ксения, лучше гля деть, чтоб, значит, наперекор миру, обчеству не идти... Ксения вспыхивает: — Меня нечего жалеть! Не маленькая... А ежели так, то давайте мне бу магу, что отказываете. Словам не верю. — Жаловаться хошь?—щурится Его Никанорыч.—Жалься. Только не советую... Напрасно. — Мое дело!—сухо отвечает Ксения. Павел и Ксения выходят из присутствия. Афанасий, неуклюже присло нившись к притолке, лениво пропускает их мимо себя и ворчит: — Зря!.. Совсем зря, Ксена, в гору скачешь... Супонь не выдоржит. Лопнет!.. — Молчи, Афанасий!—в сердцах обрывает его Ксения. — Молчи не молчи, схамкают они тебя!.. Вишь, какие они горластые!.. Зря не шеборшись, баба!.. Не слушая его, выходит Ксения на крыльцо. За нею Павел. Павел на хлобучивает неловко шапку и смущенно крякает.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2