Сибирские огни, 1927, № 3
— Чего же тебе хлопотать, коли он наказан? С одного вола двух шкур не дерут... Сейчас-то онсебя тихо ведет? Не шебаршит? Мужиков не мутит? — Сейчас—это не касаемо. Теперь ом ниже травы... Ну, ведь, разве я об этом? Ты вникни, товарищ Протасов, в чем штуковина: он, может, ее кровь проливал, а она теперь с ним супружеские фигли-мигли разводит... — Партийная она?—спрашивает Протасов и украдкой поглядывает на стопку бумажек, лежащую перед ним. — Нет. — Так в чем же дело? Зачем горячишься, Ефимыч? — Ах, чудаки!—вскипает Коврижкин.—To-есть, самые настоящие чу даки!.. Да разве суть в том, что партейная она или нет? Она же голову свою под пули подставляла, а пули-то, может, выстреливал в нее этот самый ны нешний ее муж!.. Вот оно какое дело!.. Да!.. — Не ясно мне это твое дело,—крутит бриггым подбородком Протасов.— Если эта твоя женщина не партийная и если бывший белый теперь безвред ный и понес уже, что ему полагалось, то в чем же беда? — Справедливость!—шумно выдыхает из себя накипевшее Ковриж кин.—Какая может быть справедливость, если такие штуковины в жизни бу дут! Ему, паршивцу, нужно каждый день свое преступление против рабоче- крестьянского дела чувствовать, а он мягонькие жрет! Он без всякого стесне ния честным бойцам прямо в глаза глядит. Где же, товарищ, правда? — Ну, знаешь, Ефимыч!—решительно берется Протасов за бумажки.—У тебя какая-то каша. Ты не спутал ли? Год-то, знаешь, нынче какой—ведь не девятнадцатый да не двадцатый... Ты повторил бы кое-что из политграмоты. Проветрил бы голову... — Голова моя крепкая!.. Ты про мою голову оставь... Она супротив бе логвардейских пуль уцелела,... Мне проветривать ее нечего... Я к тебе за со ветом, а ты слова неподходящие мне тычешь в нос... Бумажная душа у тебя... Коврижкин сердито машет руками. Бумажки на столе всплывают, ше велятся. Протасов придерживает листки локтем и устало улыбаясь говорит: — Катился бы ты, Ефимыч! Видишь, сколько у меня тут делов всяких... Как-нибудь на-днях я с тобой потолкую. Иди, пожалуйста, путанная голова,, не мешай! 27. В зимнее бездельное время Архип в своей двадцатидвухдворовой More ходит по соседям, коротает ранние вечера, дымит вместе с другими трубкой и недет путанные, смешливые, во порою вспыхивающие неожиданным раздраже нием беседы. Пятистенная Архипова изба— из кондового листвяка, ирочерневшая и обветренная годами, сбилась на бок, в белой половине упали потолки, и потому сиротливо пустует она. Амбары во дворе стоят с настежь раскрытыми дверями, словно захлебнулись в крике, разинули рты. Ворота сорваны, и закрывает Ва силий двор на-ночь, чтоб чужая заблудящая скотина не забрела, жердью погте рек покривившихся уцелевших столбов. Архипово хозяйство еле держится. С полем и огородишкой управляют ся —сухая, костлявая, черная Василиса и Василий. А Архип беспечно огляды вает свой недостаток, аппетитно плюет и восхищенно урчит: — Ну, и язвинская доля! Самый у нас, Василий Архипыч, настоящий пролетарий всех стран... Никаких буржуев!..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2