Сибирские огни, 1927, № 3

— Я хотел тебе про все рассказать,— продолжает Павел и слегка придви­ гается к Ксении.—Тьг сама останавливала меня... Не обманывал я тебя... — Не обманывал он меня,—сквозь слезы подтверждает Ксения. Обретая силу в этих тихих и решительных словах, Павел встряхивает I оловой: — А что я с белыми был, так за это я уже свое наказание получит... Те­ перь я вольный человек, чистый. Павел Ефимович Коврижкин, бывший партизанский командир, слушает, вслушивается в слова, произносимые Палом, работником, хозяином, бывшим белым. Павел Ефимыч вглядывается в его лицо, обретающее уверенность и смелость. Потом глядит на женщину, теребит ухо и, когда теребит его, приот­ крывает верхнюю губу, обнажает желтоватые крепкие зубы, и кажется, что усмехается он злой и жестокой усмешкой. Но Павел Ефимыч не усмехается. Сурово его лицо, хмурятся брови. В глазах непримиримость. — Наказание, которое ты, гражданин, перетерпел, это одно... Это еще мало для того, чтоб чистым считаться... Это с тебя рабоче-крестьянская власть взыскала. И, может, мало взыскала... А с партизанами тебе вместе быть не полагается. Места тебе возле них нет!.. У Ксении, у Коненкиной, кто глаз с надругательством выхлестнул? Кто над долей ее галился—твои товарищи, такие же проклятые белые гнусы! И ежели рабоче-крестьянская власть поща- аила тебя, ежли миновала тебя стенка, так где же у тебя стыд-то, где твоя со­ весть, что- со всем нахальством своим приходишь ты и берешь себе в жены честную и верную женщину, которая с партизанами кровь и пот делила?.. Слова Коврижкита, Павла Ефимовича, бывшего партизанского коман­ дира, падают тяжко и разяще. Холодом окованы Арина Васильевна, Павел. Застыла и ждет, и порывается к чему-то Ксения. Она поднимает руку, правую, словно отстраняя что-то от себя, и, выждав передых в речи Коврижкина, ло­ мающимся, грудным, молодым голосом кричит: — Стой!.. Обожди!.. Обожди, Пал Ефимыч!.. Моя обида, моя доля!.. Моему сердцу кипеть за нее!.. Не виновен Павел, мой муж!.. Ни в чем предо мной не виновен!.. 25. Голубая ночь вползает в щели сквозь ставни. Голубая ночь неистов­ ствует за толстыми, кондовыми стенами избы Ксения в тишине, в темноте глотает слезы. Слушая эти слезы, Павел глухо говорит: — Слушай, Ксения... Лучше, может, уйти мне?.. Тяжело тебе будет, беспокойно... — Нет!—порывается Ксения.— Нет, не уходи!.. Не надо!.. — Не надо!..—тише заключает Ксения и вздыхает. И, вздыхая, снова глотает подступающие к горлу, бесконечные, обессиливающие, нерадостные слезы... 26 . Город обнят двумя реками. На набережной глядятся в стальные струи быстрой воды белые колонны барского дома. Над домом полощется вьглинялый трепаный, но вспыхивающий неумирающим огнем красный флаг. Когда боль­ шую быстроводную реку сковывают морозы, и она, борясь с зимою и острыми северными ветрами, морщйт и крошит лед,—зимняя одежда ее выстилается то­ росом—остриями усмиренных льдин и льдинок. Тогда дом с колоннами ели-