Сибирские огни, 1927, № 3

— Да. Это, конечно1. Про меня в те годы многие слыхивали... Особенно которые на линии были, около Ка 1 нска... — Я там не бывал! Я около Канона не был!— поспешно опровергает Павел. И эта поспешность сразу всхлестывает его, сразу самого же смущает: от досады, от смущения, от неожиданности красные пятна прожигаю гея на его щеках, красные тени ложатся на уши. — Это ничего не доказывает, что не был...—не сгоняя усмешки с лица, спорит Павел Ефимыч.-—Все может быть... Можно и не бывать там, да про все знать... Это, конечно, пустяк... Они стоят рядом, один против другого. Один—улыбаясь, но улыбка его не властна над глазами: глаза сосредоточены и упорны. Другой—без улыбки и также сосредоточен и упорен его взгляд; но губы сжаты, чтоб не вздрогнуть. Они стоят один против другого и чего-то ждут. И это ожидание захва­ тывает Ксению, которая тоже встает и выходит из-за стола. Это ожидание томит ее, ежа порывисто поворачивается к Павлу Ефимычу. Но не успевает Ничего сказать. Павел Ефимыч окончательно' сгоняет с лица остатки усмешки и сурово говорит: — Вот что... Ты, Ксения, и вы, тетушка, выйдите-ка куда-нибудь... Бу­ дет у меня разговор с этим гражданином... Разговор деловой и строчный... Арина Васильевна кидается к полушали своей, к шубе. Ксения переводит дыхание, бледнеет. И снова не успевает она спросить, не успевает сказать. Павел треплет беспокойными пальцами пояс и глухо спрашивает: — Зачем? Им зачем выходить? Я не скрываюсь... Действительно, был я тогда у белых... Я за это в концлагере и в домзаке отсидел... У меня на это до­ кументы есть... Женщинам не нужно уходить... Я при них все про себя рас­ сказать могу... Я не беглый... Ксения переводит дух. Теплеет лицо ее, к которому снова прилила кровь. — Пошто, Пал Ефимыч, мотаешь мужика?— с горечью спрашивает она.—Пошто? Гость, Павел Ефимыч, морщит лоб. У гостя не светлеет лицо. — Документы!,—говорит он.—Я погляжу... Документам в этом случае проверку непременно сделать надо... Но, кроме документов, не в этом дело... Поворачиваясь к Ксении и охватывая ее горячим и вопрошающим взгля­ дом, он повторяет громче, настойчивей: — Не в этом дело! Ксения молчит. Ксения молча спрашивает. Тогда гость, Павел Ефимыч, протягивает руку в ее сторону и, почти касаясь ее лица, ее обезображенного, изуродованного глаза темным и крепким закорузлым пальцем, кричит: — А это?., а это забыла?.. Забыла откуда это?! — Осподи!.. К чему это ты?—охает Ксения и вздрагивающей рукою опирается о стол. — А к тому, что бабья у тебя память, Ксения... Вот к чему... Он, ду­ маешь, кто? Кто?—и черный, крепкий, закорузлый палец обращается, грозя и указуя, на Павла.—Он—белогвардеец!.. Он на линии был с теми, супротив которых мы бились. Я таких сразу, за тыщу верст чую! Он нашу кровь про­ ливал... Ежли копнуться, так, может, и в твоей крови, в твоей обиде он по­ винен!.. Вот он кто!.. А ты приветила его, незнаемого' привечаешь... Обманом он к тебе пришел!.. •— Я не обманом!—горит лицо у Павла и вздрагивают жилы на вис­ ках :—Я тебя, Ксения, не обманывал... Я пред тобою, женщина, не виновен!.. — Осподи!—вздрагивает Ксения и> беспомощно озирается:—Што же это такое?